VIII.
Неожиданная встреча с мужем для Свирской являлась своего рода днем итога. Она много пережила за эти семь лет, увлекалась, раскаивалась и опять повторяла прежния бабьи ошибки. Одним словом, она жила "как другие" и в последнее время даже не подсчитывала себя, пассивно отдаваясь течению. Появление спившагося мужа заставило ее оглянуться и проверить себя. На ней тяготела вина целой испорченной жизни... Тот муж, котораго она оставила, и тот муж, который существовал сейчас -- были два полюса. Она не могла спать всю ночь. Где он проводит свои ночи -- она забыла даже спросить ею об этом. Потом, какой у него ужасный костюм... Вероятно, он постоянно голодает, проводит все время где нибудь в кабаке, среди таких же оборванцев... Ужасно, ужасно!.. И все это только потому, что он имел несчастие встретиться с ней. Не будь этой встречи, он тихо и мирно кончил бы свою жизнь старым холостяком. Клавдии Григорьевне делалось жутко, и мороз пробегал у нея по спине, когда она припоминала его воспаленные глаза, смотревшие на нее так пристально. Ведь он и сейчас ее любит, несчастный, жалкий, погибший. -- О, я его спасу!-- решила она.-- Я должна его спасти... Ведь есть же средства от этой ужасной болезни? К чему тогда наука, если она безсильна? Нет, я его спасу... Это моя прямая обязанность. Утром горничная Шура получила приказание разыскать "этого господина" непременно. По разсеянности Клавдия Григорьевна забыла записать его адрес. -- Какой тут адрес, барыня,-- смеялась горничная.-- Все они на рынке толкутся или на набережной... Вот и весь адрес! Она действительно разыскала всю компанию и в первую минуту не узнала доктора в его лохмотьях. -- Здравствуй, винная ягода,-- окликнул ее солдат.-- Али соскучилась? -- И то соскучилась... Доктор как-то равнодушно прочитал коротенькую записочку, равнодушно посмотрел на горничную и ответил одним словом: -- Хорошо... -- Так и сказать барыне? -- Так и скажи барыне... Солдат Орехов догнал Шуру на набережной и без церемонии обяснил, что если барыня желает видеть доктора, то должна прислать денег на костюм, а то Перекупка не дает... -- Тоже и скажете: доктор. Знаем, какие доктора бывают... Солдат Орехов не вытерпел и обругал горничную. -- Толком тебе говорят, винная ягода!.. Так и скажи своей барыне... А деньги мне -- понимаешь? Он-то не возьмет, потому как ничего не понимает и при этом весьма гордо себя содержит... Сооружение костюма доктору было произведено при благосклонном участии солдата Орехова, не упустившаго, конечно, такого удобнаго случая прикарманить малую толику. Доктор принял костюм, как проявление особеннаго доверия Перекупки. Тот же солдат Орехов сводил его в баню для окончательной поправки. -- Теперь вы, вашескородие, как новенький пятачек... И я тоже скоро выправлю себя в лучшем виде. Будет баловать... Шабаш!.. я презираю эту самую водку... Клавдия Григорьевна встретила доктора гораздо спокойнее, чем в первый раз, и он тоже волновался менее. Она начала прямо, без всяких подготовок: -- Я убеждена, что у вас есть мысль об исправлении... да? Остается только взять себя в руки... да?.. Я, конечно, не имею права предлагать вам что нибудь, но готова сделать все зависящее от меня. Надеюсь, что вы не обидитесь на меня, как не обижаются на старых друзей... Да? -- О, да... -- Когда вам покажется трудным выдерживать характер лично для себя, то сделайте это для меня... -- Я буду другим человеком... -- Когда вам будет скучно, приходите ко мне запросто. Для вас я всегда дома... Он поблагодарил ее молчаливым взглядом. Да, он исправится, он не смеет не исправиться, когда его просит об этом сама Клавдия Григорьевна... Только это нельзя сделать вдруг. Организм слишком привык к алкоголю, и сердце перестанет работать, если сразу прекратить обычную дозу возбуждения. -- Ведь весь организм пропитан этим ужаснейшим из всех ядов,-- обяснил доктор.-- Я иногда почти чувствую, как у меня по жилам переливается эта проклятая отрава... -- Послушайте, сделайте так,-- предложила она:-- вы будете пить только из моих рук... Ведь это не трудно? То есть будете пить у меня... да? Я не беру с вас никакого слова и не желаю вас стеснять ничем... Потом, мы будем завтракать и обедать вместе. Согласны? Потом мы будем делать вместе прогулки в горы... Доктор соглашался на все пункты как-то пассивно, и только поездки в горы заставили его удивиться. Это было что-то невероятное... -- Да, да, непременно,-- настаивала она с чисто женским упрямством.-- Ведь вы совершенно свободны и можете располагать своим временем... Ради Бога только не подумайте, что я хочу разыгрывать роль благодетельницы или сиделки. В шутливом тоне она разсказала, как горничная Шура произвела его в "наши актеры". Доктор смеялся, а потом проговорил: -- Что же, это и отлично... да. В роли спившагося актера я не буду вас стеснять, Клавдия. -- А вас это не обидит? -- О, нисколько... Клавдия Григорьевна вела дело крайне осторожно и с женской ловкостью добилась того, что доктор согласился купить себе приличный летний костюм и занял маленькую комнатку "от жильцов". Это был громадный успех женской дипломатии. Доктора смущало главным образом то, что он точно изменил своим друзьям по несчастию. Сейчас он даже не мог их принять у себя, и ему было совестно. -- Теперь уж вы, вашескородие, на настоящую линию вышли,-- говорил солдат Орехов на прощанье.-- Ну, а мы, то-есть, на прежнем положении... Присутствовавший при этом прощаньи Кондитер точно понимал, в чем дело, и как-то особенно ластился к доктору, виляя пушистым хвостом. Доктору было жаль и собаки, как стараго вернаго друга, делившаго горе и радости. Замерзавец молчал, как всегда, являясь каким-то немым укором. Он отнесся к распадению тройственнаго дружескаго союза совершенно равнодушно. Доктор что-то такое говорил им, точно желал оправдаться. Ему казалось, что он является в их глазах содержанцем модной актрисы, которая не знает, куда ей девать деньги. Вообще, доктор чувствовал себя неловко, переживая тяжелую минуту разлуки с истинными друзьями. -- Я буду к вам приходить...-- повторял он, подбирая слова. -- Куда же вы, вашескородие, в такой муниции пойдете?-- откровенно удивлялся Орехов.-- Себя только будете страмить... Нет, оно уж тово, то-есть, крышка... У нас с Замерзавдем своя линия, вообче. Клавдия Григорьевна успела посоветоваться с одной крупной медицинской знаменитостью относительно лечения от запоя. Знаменитость, ухаживавшая за ней, только пожала плечами. -- Лекарства, собственно говоря, нет... То есть говоря откровенно, и не может быть лекарства, когда парализована воля. -- К чему же тогда ваш дорогой хлеб науки?-- вспылила Клавдия Григорьевна.-- Если так, то я сама буду лечить и даю вам слово, что вылечу... -- Д