Даже суровые чеченские мужчины теплели сердцем, когда полоса заката над долиной повторялась в траве бегущей в даль полосой пунцово цветущего шиповника, или когда покрытый утренней росой куст вдруг приходил в движение, плыл над ковылем, постепенно превращаясь в оленьи рога, или когда взгляду горца открывались древесные заросли, сплошь покрытые невесть откуда взявшимися розами, снизу доверху, от темно-зеленой травы до прозрачной небесной лазури. Так цветет кавказский рододендрон, действительно, напоминающий издалека чайные розы.
Ближе к горным склонам, освобожденные от повинности воевать с конкурентами за солнечный свет, размахнулись во все стороны ветвистые дикие груши. Только они, казалось, хранили память о дремучем прошлом долины, стараясь переплестись, запутаться ветками, устроить хотя бы собственные, семейные дебри. Мужчины из Дойзал-юрта приходили сюда охотиться за фазанами, которые, погибая целыми выводками, опять прилетали в заросли дикой груши, не в силах противиться красоте долины. Здесь вообще была хорошая охота на пернатых.
Но одну птичку жители Дойзал-юрта почитали особо, конечно, после орла. Долину облюбовали себе для гнездования, песен и шумных перелетов розовые скворцы. Еще до революции, это хорошо помнили в окрестных аулах, откуда-то из степей по воздушному коридору в долину проникли полчища саранчи. Чеченцы, которые не отступали перед русскими штыками и картечью, растерянно смотрели, как деревья, кустарники и травы покрываются тучами бесчисленных врагов всего растущего на земле. Перед ними были бессильны и шашка Гурда, и кинжал Басалай.
Но вдруг в воздухе пронеслась стая небольших птичек с розовыми брюшками. Они стремительно пролетели над погибающей долиной и тут же скрылись. Это были только разведчики. За ними появились хорошо организованные отряды, которые тут же врубились в полчища саранчи...
"Настоящие джигиты, - говорили потом мужчины Дойзал-юрта. - Не от этих ли красных птиц пришел обычай красить бороды на войне?"
Это было последнее крупное сражение в долине со времен пленения имама Шамиля.
Нежно-зеленый клин долины, между бурыми лесными склонами, был виден на востоке из крайних дворов Дойзал-юрта. Оттуда теплый ветер приносил уже смешанный по пути запах цветов и трав. На западе, откуда прибегала в ущелье речка Актай, вечно клубился туман, будто там вечно закипал чей-то огромный котел. Как будто прямо за туманом, а на самом деле достаточно далеко, поднимались снежные, подкрашенные солнцем, вершины.
Напротив, на другой стороне горного ущелья, был лес. Точно такой же, как и на этой, но без проплешины, на которой несколькими ярусами плоских крыш и разместился Дойзал-юрт. Прямо отсюда, с крыльца дома, молодой острый глаз мог различить узкие спины косуль, карабкавшихся вверх по склону, или темную движущуюся кочку медведя. Причудливые изгибы земной коры создавали иллюзию близости добычи и плодов, чистой воды и плодородного чернозема, теплой долины и ледяных вершин. Так мог выглядеть рай, если бы человек действительно знал, чего он хочет в той, другой, жизни...
Айсет слушала бы и слушала Марию Степановну, да только праздник закончился, гости встали из-за стола, прощались, обнимаясь и пожимая друг другу руки.
К Марии Степановне подошел смуглый красавец, подал руку, помогая подняться из-за стола, что-то тихо проговорил на ухо.
- Айсет, это мой внук Азиз, - сказала Мария Степановна.
Юноша наклонил голову, расплылся в белоснежной улыбке.
- Добри ден... - проговорил он с ужасающим акцентом и, не меняя приветливого выражения лица, сквозь зубы процедил: - Oh, Gran, really, I'm fed up with your filthy barbarians, let's go, it's time...*.
______________
* Бабушка, честное слово, я сыт по горло твоими грязными варварами. Пора ехать... (англ.)
Айсет так и подмывало заехать по надменной, смазливой харе. Но это был бы знак внимания, а хлыщ ее внимания не стоил.
- Прощайте, Мария Степановна, и спасибо вам, - сказала она, поднимаясь.
- За что ж спасибо-то? - улыбнулась та.
- За вашу жизнь, да продлит Аллах ваши годы...
Азиз бережно подвел бабушку к белому микроавтобусу с эмблемой ОБСЕ, усадил на переднем сиденье, сам сел рядом. Автобус тронулся, сопровождаемый эскортом из нескольких военных и милицейских машин.
Незаметно подошел дядя Магомед, тронул за плечо.
- Пора и нам...
- Интересная старушка Мария Беноева, непростая, - заметил он на обратном пути. - Из самой Америки прилетела, с гуманитарной миссией. Ее сын Салман - знаменитый хирург, золотые руки. Своя клиника в Сан-Франциско, денег много. И внучок, Азиз, толковый, говорят, парнишка, тоже на врача учится... Пойдешь за такого?
Айсет вспыхнула, но все же сдержала себя.
- Как прикажешь, дядя Магомед...
Дядя расхохотался.
- Молодец, правильно отвечаешь... Да ладно, пошутил я, не пара он тебе, одно название, что чеченец, а так - надутый янки, испорченный, гнилой. Ну ничего, скоро мы и до них доберемся... А как тебе школа, понравилась, да?
- Очень... Знаешь, дядя, это здорово, что ты здесь школы строишь...
- Да... Так вот, ночью эту школу взорвут. Очередная провокация ФСБ. Как всегда, все спишут на партизан, начнутся аресты, зачистки... Ты к утру успеешь написать об этом заметку?
На сей раз Айсет не сдержалась.
- Нет! Я не стану писать! - хрипло выкрикнула она, и тут же опомнилась, сжалась от страха, ожидая вспышки дядиного гнева.
Но Магомед Бароев только рассмеялся.
- Нет - и не надо... Отдыхай пока...
Дома, когда Айсет уже забралась в кровать, дверь ее комнаты неслышно открылась, и она услышала тихие, осторожные шаги.
- Кто?!.. - встрепенулась Айсет.
- Это я, госпожа, Эльза... Не спишь? Сказать хочу. Когда ты с хозяин уехал, Зелимхан приходил, и с ним какой-то русский. В твоя комната приходил, ящик твой включал. Долго сидел. Писал что-то...
- Спасибо, Эльза... Иди.
Новость не на шутку встревожила Айсет. В компьютере были ее неотправленные письма к Софи-Катрин, в редакцию Си-би-эн, кое-какие заметки для себя. И несколько файлов с собранными ею сведениями о деятельности Магомеда Бароева.
Глава 14
Молоденький солдат, с открытый ртом, без кепи,
Всей головой ушел в зеленый звон весны.