Девочка часто-часто заморгала и вдруг порывисто обняла Айсет.
- Все хорошо, все хорошо будет... - Айсет погладила Эльзу по головке. Все, ступай. И никому ни слова...
- Никому...
Наверное, Зелимхан с Султаном подсыпали что-то ей в чай, потому что, несмотря на взвинченное, лихорадочное состояние, в машине она уснула.
И ей приснились высокие, широко раскрытые каменные ворота, за которыми как на ладони виден был горный склон, усеянный маленькими домиками с двухскатными крышами, ослепительно сверкающими на солнце.
"Малхиста", - вспомнила Айсет.
От каменного столба ворот отделилась высокая фигура в бурке и папахе и двинулась ей навстречу.
"Здравствуй, дочка", - тихо и печально проговорил темноликий джигит голосом Доку Бароева.
"Здравствуй, папа..."
"Я ждал тебя... Но не ждал так скоро..."
"Мы теперь всегда будем вместе?"
"Только до ворот. Дальше ты пойдешь одна".
"А ты? Ворота открыты, войти может каждый".
"Но не я. Слишком много грехов... А ты иди - и не бойся ничего. Там хорошо. Там Свет".
"Я останусь с тобой".
"Нельзя. А там ты встретишь маму. Поклонись ей от меня... Может быть, когда-нибудь и я буду с вами. Замолви за меня словечко. Малхи прислушаются к чистой душе..."
"А моя душа - чистая?"
"Как горный родник..."
Отец взял ее за руку, и они медленно, молча пошли к воротам...
Ее убили на сороковом километре федеральной дороги А-140...
Всего три километра не доезжая до станицы Калашниковская. Как только проехали последний блокпост и как только выехали из Чечни... Чтобы это было в России, как велел дядя... В расстрелянной машине, рядом с мертвой Айсет, оставили труп водителя и еще одного - из местных, того, что сотрудничал с кадыровской милицией. А рядом с Айсет положили сумку с видеокассетами.
Глава 18
Да, меня влекут вершины гор,
Каждый выступ их остроконечный.
Пусть во мне тоска, разлад, раздор,
Вверх стремлюсь, всему наперекор...
Пусть порой бывает невтерпеж:
Синий мрак, где Путь мерцает Млечный,
Так на цель заветную похож,
И спешишь, срываешься, ползешь...
В этом - жизнь, и это любишь вечно.
Тевфик Фикрет
Перед председателем армейской фильтрационной комиссии Мурадымовым лежал приказ начальника войск НКВД третьего Украинского фронта. Мурадымову приказывалось "...всех карачаевцев, чеченцев, ингушей и бал Карцев направить в распоряжение отделов спецпоселенцев НКВД Казахской ССР в Алма-Ату". За те несколько дней, когда комиссия развернула активную работу по выявлению представителей этих национальностей во фронтовых частях, председатель стал специалистом, как сам он себя почему-то называл, антропологом. Ему казалось, что он уже запросто угадывает по чертам лица национальную принадлежность очередного горца.
Вот и сегодня, посмотрев на этого высокого, статного старшину, он тут же отнес его к четвертой группе, то есть к балкарцам. Надо сказать, что, от нечего делать, он вел свою собственную статистику и отмечал цифрами представителей этих народностей, которых отсылал по назначению. Пока больше всего было чеченцев, хотя Мурадымов загадал на балкарцев. Если этих самых балкарцев окажется больше других, то весной он получит очередное звание, и вообще все в его жизни будет хорошо.
Поэтому этот горец ему сразу понравился.
- Где его документы? - спросил он сопровождающего, но, не заглядывая в них, спросил для самопроверки: - Балкарец, конечно?
- Чеченец, - ответил статный горец.
Настроение у председателя сразу испортилось. Еще один чеченец! Тринадцатый чеченец! И число еще такое несчастливое. Что за народ эти балкарцы? Что-то их маловато на этом участке фронта. Всего то два человека. Нет, не видать ему весной очередного звания. И все из-за проклятых чеченцев! Что тут с ним разговаривать!
- Старшина, вы отправляетесь в распоряжение отдела НКВД по Казахстану. Пока будете находиться в спецприемнике, ждать, когда сформируется ваша команда и придет соответствующее распоряжение. Все...
- Как все? - изумился чеченец. - Товарищ майор, я - разведчик, я воевал, я столько раз ходил за линию фронта...
Нет, балкарец так бы не вел себя, и карачаевец, наверное, тоже.
- Старшина, я все понимаю. Все воевали, все ходили за линию фронта... Ты - военный человек. А приказы... что?.. не обсуждаются. Свободен...
- Товарищ майор, - не унимался чеченец, - меня зовут Салман Бейбулатов...
Какие все-таки эти чечены навязчивые!
- Ну и что?
- Я же - Герой Советского Союза.
- Брось трепаться, старшина, в твоих документах ничего такого нет. Ордена, медали вижу. Герой! Да! Но не Советского Союза. Так что при всем моем к тебе уважении... Печать и подпись я поставил. Шагом марш!
- Я не шучу, - твердо сказал чеченец. - Слушай, разве такими вещами шутят? Я - Салман Бейбулатов, Герой Советского Союза. Клянусь тебе...
Может, и вправду какая-то неувязка? А насчет Героев Советского Союза никаких распоряжений Мурадымов не получал. Как бы не вляпаться впопыхах.
- Когда же ты Героя получил?
- Два дня назад ...Только еще не получил. Командир только сказал. Понимаешь, майор. Убили моего командира бандеровцы.
- Ладно, старшина. Не переживай. Еще раз проверим. Пока отдохнешь тут у нас, отоспишься.
И закрутилась прифронтовая бюрократия. Зазвенели телефоны в штабах, помчались связные, зашуршали папками чиновники в погонах. Салман Бейбулатов? Представлен к Герою, все совершенно правильно. Начальник политотдела фронта поехал с проверкой по частям, заодно и Звезду повез в коробочке. Сам решил вручить, лично. Даже шутку уже заготовил, спеть решил:
Бейбулат удалой,
Бедна сакля твоя.
Золотою Звездой
Награжу я тебя...
Он у нас вообще остряк. Слышали, как он на последнем банкете по случаю освобождения... Что? Чеченец? А в штабе думали, что он - дагестанец или черкес какой-нибудь. Да и не думали почти. Такое дело провернул! Целую школу Абвера в документах из разведки притащил! Когда такое было? Может, приостановить вручение? Так начальник политотдела фронта уже в пути. А где Бейбулатов? Высылать? Вообще всех чеченцев приказано без исключения. Ничего себе казус!
Только на мгновение сбилась бюрократическая машина. Что-то в ней щелкнуло, хрустнуло. Но тут же выправилась она, опять сцепились шестеренки. Застучало, зазвонило, зашуршало... Решили Бейбулатова отправить назад, по месту службы, чтобы вручить ему высокую награду. А потом рассмотреть его дело отдельно.