Айшат только грустно улыбнулась.
- Ты посмотри, Айшат, отсюда долина хорошо видна. Как красиво! На небе светятся звезды, а внизу тоже красные огоньки. Только их гораздо меньше, но все равно - там люди. А вон и рядышком, под той горой, мигает красный глаз. Видишь? Подмигивает, приглашает... Обопрись на меня, сейчас спустимся, попросимся на ночлег.
К горе прилепилась небольшая юрта, похожая на перевернутую, треснутую чашку. У входа лежал верблюд и стояла кобылица. Айшат так им обрадовалась, словно это были родные ей люди. Верблюд равнодушно посмотрел на незнакомых женщин и продолжил что то жевать, кобылица же мотнула головой и дунула теплыми ноздрями в руку Айшат.
В юрте горел огонь. Старик с маленьким лицом, в морщинах которого скрывались узкие глаза, кидал в огонь сухие шарики кизяка. Увидев гостей, он закивал головой и жестом пригласил их к огню. Он сказал что-то, но девушки из всех произнесенных слов поняли только имя Всемогущего.
- Берге, - старик поманил их поближе к очагу.
Девушки протянули к огню руки. Маша тут же почувствовала страшную усталость и слабость. Она увидела, что Айшат стала клониться набок, и вовремя подхватила подругу.
Старик что-то опять заговорил и зацокал языком. Он помог уложить Айшат, потом принес чашку с пшеницей, жаренной на сале, и кумыс. Айшат отказалась от пшеницы, которую старик называл бидай, но сделала несколько глотков кумыса.
Маша поразилась: откуда Айшат взяла силы, чтобы проделать такой тяжелый, казавшийся бессмысленным и безнадежным, путь? Ведь сейчас она была совершенно в таком же состоянии, когда ее вслед за трупами выносили из вагона в снежную степь. Девушка лежала, глядя вверх, в отверстие в юрте, через которое уходил дым, и, казалось, жизнь, как дым, уходит из нее в звездное небо.
Саадаева принесла снега, растопила его, положила на лоб Айшат мокрую тряпочку, которая тут же высыхала. Она смачивала ее опять, вливала в полураскрытый рот подруги кобылье молоко и с ужасом смотрела, как непроглоченная белая жидкость стекает по щеке.
Старик ни слова не говорил по-русски, он теперь вообще молчал, только кивал и смотрел на девушек. Но Мария была уверена, что он все понимает и, кивая, призывает ее смириться. Тогда Саадаева также села возле умирающей Айшат, поджав под себя ноги, и стала ждать.
Время отмерялось теперь кусочками кизяка, которые старик бросал в огонь. Когда он бросил в очаг пятый шарик, Айшат приподняла голову, сказала что-то по-чеченски. Маша разобрала только "Дукха дехийла шу", что значило "Живите долго". Потом, испугавшись, Айшат попыталась отстраниться от чего-то и затихла.
Стало так тихо, что Маша услышала, как за пологом юрты встал на ноги верблюд. Где-то в долине заржала лошадь. Наступало утро...
В степи встретить человека нелегко, знакомого человека - почти невозможно. Но Машу Саадаеву часто встречали люди в пути. От одного селения к другому ездила она на невысокой стенной лошадке. Работала Маша Саадаева устным чеченским телеграфом.
- Хабар бар? - спрашивали ее по-казахски чеченцы. - Есть новости?
- Бар! - отвечала Маша. - Есть новости! Живы Мидоевы, живы Дакашевы... У Тугаевых родилась дочка. Назвали ее Айшат...
- Слава Всевышнему! А правду говорят, что в нашем ауле Дойзал-юрт живут русский, немец и чеченец?
- Нет, сказка, наверное...
- Да, наверное, сказка...
* * *
К декабрю, когда фирмы грамзаписи выбрасывают в продажу рождественские си-дишки, Элтон Джон выпустил новый сингл.
Песня сразу попала в чарты. И уже на второй неделе возглавляла британский хит-парад.
Песня была о девушке по имени Ай... "Friends Knew Her as Ie".
Дорогая Ай,
пел Элтон Джон,
дорогая Ай...
Ты летаешь, а мы не можем взлететь.
Ты видишь в черной ночи - а мы не видим даже днем...
Дорогая Ай, ты умеешь любить...
А мы не умеем, потому что у нас каменные сердца...
Но мы, твои друзья, мы надеемся, что там, на небе,
Ты будешь молиться за нас.
И однажды - мы взлетим...
Дядя Магомед скупил пять тысяч компакт-дисков с этой песней и распространял их в Чечне и в Ингушетии вместе с гуманитарной помощью.
Джон плакал, когда по радио передавали "Friends Knew Her as Ie".
Софи-Катрин, когда песня заставала ее в машине, счастливо глядела на небо и не вытирала слез.
Астрид ушла с поста директора московского отделения. Она вернулась в Австрию и вышла замуж за богатого пивовара.
В спальне у Софи-Катрин и в спальне у Астрид - висели две одинаковые картины.
Айсет в зеленом газовом платке... Айсет, состоящая из одних огромных глаз...
Глава 20
Безумец бежит по просторам божьим;
Вдали, за иссохшей, горестной степью,
За ржавым, за выжженным бездорожьем
Ирис, нирвана, сон, благолепье.
Бегство от мерзости... Сумрак вселенский...
Плоть изможденная... Дух деревенский...
Душа, исковерканная и слепая,
В которой не горем сломлено что-то,
Мается, мучится, грех искупая,
Черный. Чудовищный ум идиота.
Антонио Мачадо
Прошло полтора года с тех пор, как Дута Эдиев украл белого арабского скакуна и тут же потерял его. Тогда он пошел к шихам, но те послали его искать пропавшего бесследно коня. Дута провел зиму и встретил весну в горах. Не найдя коня, он пошел искать отшельника Атабая, который ушел от шихов, обвинив их в духовной измене.
Дута нашел его пещеру уже зимой по следам на снегу. Из самодельного лука он подстрелил улару - горную индейку, чтобы не идти к старику с пустыми руками. Перед узким входом в пещеру он положил свою добычу, встал на колени и стал ждать. Ждал он долго, пока солнце не стало заходить за Черные горы.
Тогда из пещеры вышел старый Атабай. Дута Эдиев с трудом узнал в иссохшем, в длинной паутине седых волос некогда крепкого старика Атабая.
- Ассалам алайкум, воккха стаг! - сказал Дута.
Но Атабай не ответил обычным приветствием. Он равнодушно посмотрел на тоже здорово изменившегося за это время, худого, оборванного горца и спросил:
- Ты все еще бродишь по горам, Дута? Надеешься найти истину?
- Я все еще хочу найти белого скакуна, воккха стаг, - ответил Дута. Истина же, знаю, живет в этой пещере.