Тихо догорает свеча, капли воска падают на пол. Плачет она, эта свечечка, роняет свои горячие слезы… Так он любил трудиться с этими свечечками! Всю свою молодую жизнь отдал им. И сколько теперь зажжется их за упокой послушника Александра, и все они будут плакать, ронять свои слезы… «Господи, упокой душу его…».
Брат взял другую свечу, зажег и продолжал читать. Длинные тени ложились по стенам, полу, потолку. Пламечко свечи колебалось. Тени чудовищно изгибались, ходили, как живые, причудливые, темные, как призраки, как могильные ночные тени духов на кладбищах в темную осеннюю ночь… Духи… призраки… страшные призраки… В эту минуту на колокольне часы ударили двенадцать ночи. В открытую форточку окна волной пахнул ветерок. Лампадочка у иконы потухла… Дрожь пробежала по всему телу брата. Страх и трепет охватили его душу. Рука дрогнула и выронила горящую свечу… Непроницаемый могильный мрак воцарился в келии… «Бам, бам, Бам», — протяжно неслось с колокольни. Двенадцать ночи… один на один с мертвецом… Будто шорох послышался сзади от гроба… Скрип пола, шаги… «Духи, призраки», — пронеслось в голове…
В дверь раздался стук. Тихий голос читан: «Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас». «Слава Богу», — глубоко вздохнул брат всей грудью и перекрестился. Пришла смена.
Когда Сашу хоронили, народу было совсем мало. А родных — одна мать. Но, как бы в награду Саше, на подсвечниках, которые стояли по углам его гроба, горело много-много свечей. Они горели ярко, весело, без всякого дыма и треска. Тихо было на душе у всей братии. И тихим был день похорон. Второй день Благовещения.
Когда братия вернулись с кладбища домой, одного среди них не хватало: Саша-свечник остался там… Почти самый юный и самый счастливый. Он остался в сырой и темной могилке… И теперь, когда иеромонах в Радоницу или какой другой день поминовения с кадилом и фимиамом придет на кладбище навестить своих усопших братии, то обязательно остановится около одинокой могилки с небольшим крестиком. Пропоет панихиду о свечнике Саше. Соберутся около него богомольные старушки и наставят прямо на могилку много-много свечей… И они горят, горят. Пламечко ветром колеблется, фимиам кадильный по ветру несется…
Мало пожил послушник Александр у Преподобного Сергия, мало пожил он на свете, но душой окрылился. Троица Святая, в Доме Которой он так любовно трудился, возлюбила его. Очищенная душа его, окрыленная благодатию и молитвами Сергия Преподобного, воспарила в светлый день Благовещения в синюю лазурь неба. Там сияет теперь новая маленькая звездочка в дивном хоре небесных светил. Сияет вечно.
Дорогой брат наш Александр, по зову сердца ты пришел во святую обитель Преподобного Сергия. Юность свою святую употребил на послушание. Оно тебя и возвысило, и вознесло к горним райским селениям, к сияющему, как молния, Престолу Святой Троицы. Поминай нас, не забывай, поставь за нас пред Вечно Живым Богом горящую свечку… Ты был свечник здесь, в земном Доме Троицы, значит, и там, в Ее Небесном Доме, пребывать тебе в вечном благодатном свете… Аминь.
Еще одна звездочка
Иеромонах Киприан (Козьма Емельянович Стороженко) (1872–1953)
Светло житие твое, Преподобие Сергие,
и известно всем концем явися,
и божественный доброты исполнено…
В тихую зимнюю ночь небо сияет миллионами ярких звезд. Как драгоценный бисер рассыпан по необъятному небосклону — звезды великие и малые. Ярко-светлые и менее светлые, а иные и совсем затемненные. Какая дивная и непередаваемая красота! Какое величие! Какая бесконечность!.. Еще в глубокой древности великий Пророк, поднимая к небу свою убеленную сединами главу, с изумлением взывал: «Небеса поведают славу Божию, творение же руку Его возвещает твердь… Яко возвеличишася дела Твоя, Господи, вся премудростию сотворил еси…» (Пс. 18, 2; 103, 24).
На церковном небе тоже есть звезды. Одни из них ярко-светлые, другие потемнее, третьи еще темнее, четвертых совсем не видно. И если небо видимое вызывает у людей восхищение, то небо невидимое, благодатное не удивит ли своей красотой внимательного наблюдателя?
Как оно красиво, как величественно! Как бесконечно дивно и восхитительно! А какие там светлые звезды! Какие светила! Это наши святые отцы Василий Великий, Григорий Богослов, Иоанн Златоуст, святители московские Петр, Иона, Алексий, Филипп, Гермоген… Да сколько их!.. Звезды, звезды, звезды…
Святой Апостол сказал: «Иная слава солнца, иная слава луны, иная звезд; звезда от звезды разнится в славе» (1 Кор. 15, 41). Полное прославление святых Божиих людей будет в день Страшного Суда, после всеобщего Воскресения мертвых. А теперь? Теперь праведники (не прославленные) сияют сокровенным светом, малозаметным, затемненным. Вглядись внимательно в жизнь добрых людей, даже наших современников, — увидишь дивное… Увидишь сияние многих невидимых звезд, горящих благодатным светом на церковном лазурном небе. Но вот в одно таинственное мгновение присоединилась к ним еще одна маленькая-маленькая звездочка… Это случилось тихой апрельской ночью 1953 года.
В одной из келий Троице-Сергиевой Лавры тихо мерцает огонек. Вокруг все спит глубоким сном, лишь ночной мрак разливается повсюду. Вот только в этом одиноком оконце тихим мерцанием виднеется свет. Да, кажется, и келия совсем пустая, будто там никого и нет. Но вот кто-то тихо вздыхает… будто стонет. Или молится… В одном углу келий виднеется монашеский одр. Тихий свет лампады падает мягким лучом на этот угол.
Там иеромонах о. Киприан с молитвой на устах бесстрашно встречается со смертью. Он совсем один. Братия его духовные спят каждый в своей келии. Одному глубокой ночью встретить страшную гостью — смерть! Смерть… Как многие ее боятся, трепещут от одного ее названия! Сильные, ученые, славные, богатые — все с ужасом о ней вспоминают. Еще бы! Ведь она никого не щадит. Она со всеми ведет короткий разговор. Готов или не готов, хочешь или не хочешь — давай, кончай все расчеты с земными делами. Пришел конец жизни. Теперь — к грозному ответу. К ответу…
Рассказывают про одного крупного богача, который собрал несметное богатство, но вдруг заболел. Чувствует душой, что идет к нему смерть. Зовет знаменитого профессора и умоляет его дать ему здоровье, дабы пожить, не умереть. Доктор с сожалением говорит, что больному осталось жить всего три дня. Богач в ужасе. Он со слезами молит профессора, чтобы тот продлил ему жизнь хоть на три месяца и в дар обещает дать половину своего богатства. Но доктор покачал головой и снова сказал, что этого сделать нельзя. Тогда несчастный еще сильнее, с отчаянием, слезно просит его, чтобы он хоть на три недели продлил ему жизнь, и обещает отдать ему все свое богатство. Доктор кратко ответил: «Невозможно». Как не хотелось умирать этому богачу! Как он боялся страшного конца, боялся смерти!.. Умер несчастный. Все оставил. Богатство не помогло. Вот где мудрость жизни и тайна науки умирать. Надо учиться хорошо жить, но еще более надо учиться хорошо умирать.
…Отец Киприан один в пустой келии. Темная ночь. Только тихий луч лампады мягко освещает старческое лицо и придает ему еще большую бледность. Глубокие глаза отца Киприана открыты и неподвижно смотрят на святой угол. «Господи, — шепчут холодные уста, — Господи, с миром приими дух мой». Вдруг что-то загромыхало в темном углу, будто что-то рухнуло: валятся, рушатся потолок, стены, крыша — и сразу все смолкло, затихло, как в могиле, только в этой гробовой тишине слышалось чье-то глухое рычанье, свист, клокотание… ближе, ближе — и у самого уха умирающего разразился злорадный демонский смех… Не шелохнулся старец, даже не вздрогнул. Не сводя потухающего взора со святых икон, он тихо шептал молитву… Чары продолжались. Старец не уступал. Вся келия шаталась, потолок валился, летели бревна, доски, стекла. Старец мужественно и бесстрашно боролся и призывал помощь Божию. Вдруг будто солнце осияло келию. Сильный луч света озарил святой угол, стены, умирающего. Мрачные козни бесовские исчезли, как дым… Все стихло. Видно было, как лицо старца приняло мирное, блаженное выражение. «Господи Ты мой, Господи, Матерь Божия, Сергий Преподобный», — все тише, тише шептали уста. Потом старец будто хотел выпрямиться, потянулся, глубоко-глубоко вздохнул и… скончался.