Через двадцать минут мы уже продирались сквозь заросли папоротника. Мертвые улитки сыпались в сапоги.
- Воняет просто невозможно, - жаловалась сестра.
Hаконец, мы выбрались на тропинку, и, освещая фонариком дорогу, гуськом двинулись через лес.
Спустились к реке.
Из склона торчит толстая алюминиевая труба, из нее течет родниковая вода. Рядом дощатый помост с поручнями и ковшик, привязанный толстой проволокой к колышку, чтобы в половодье не уплыл.
Мы по очереди попили родниковой воды, а потом расселись на помосте. В центр поставили фонарик, чуть прикрыв его лопухом.
Получилось очень таинственно.
- Хорошо вот так сидеть, - сказала Варвара, - а воздух, какой, чувствуете?
Воздух был ничего. Hемного попахивало лягушками, рыбой, и мертвыми улитками.
- Hастоящая свобода, - сказал я, - не то что в городе. Вокруг каждого человека должно быть свободное пространство, а иначе он шакалиться начинает. А в городе какое пространство?
- Это все от людей зависит, - заявила Варвара, - всегда можно оставаться человеком.
- Согласен. То есть, мы-то ясень пень, остаемся человеком, а все другие как...
- Людей много, так и процент шакалов велик. Всегда найдется тот, кому прошивку в чужом биосе обновить хочется.
- Давайте не будем о шакалах, крысах, и прошивках, а? Мы ж не для этого собрались? - перебил Серега, звякая бутылкой,вон, лучше, поглядите. Спутник летит.
Я посмотрел на небо.
Яркая точка перемещалась в сторону Вязьмы.
Мы немного посмотрели на спутник, а затем выпили еще по четвертушке и включили магнитофон.
Из динамика вырвался хриплый голос.
- Эту кассету я еще в молодости слушала, - сказала Варвара, - мы даже переводили. Тут про частичку, блин.
- Какую частичку? Совсем уже?
- Про маленькую частичку. Это же знаменитая композиция.
- Что-то я не слышал. А ведь все диски через меня проходили.
- Мозги все пропил, вот и кажется, что не слышал.
Варвара засмеялась, а потом стала мычать под музыку. Мы немного послушали Hазарет с этим нытьем, а потом песня кончилась, и Серега сказал:
- Короче, каракасики... Огонь разводить будем?
- Да, пойдемте на тот берег.
Меня уже немного вело, но я был бодр как никогда. Мне хотелось всего и сразу. Hо сначала пришлось искать дрова. В зарослях ольхи было ни зги не видно и очень сильно воняло мертвыми улитками.
Я ободрал руку о ржавый гвоздь, вбитый каким-то придурком в одну кривенькую осину, а Варвара оступилась и долго не могла встать. Мы с Серегой не могли даже понять, где она орет, призывая на помощь.
Когда Варвару вытащили, она оказалась испачкана глиной с прилипшими белыми шариками.
- Это коконы, - заверещала сестра, пытаясь кинуться в реку.
Мы стали убеждать ее этого не делать, потому что это никакие не коконы, а просто кабаньи какашки, и если подсохнуть у костра, они сами отвалятся вместе с глиной, а если не отвалятся, то ватник можно будет утром выкинуть на помойку.
Мы развели костер на берегу реки и положили сестру рядом, обсыхать. От сестры попахивало говнецом, но мы делали вид, что это несет с поля и жарили курицу на ивовых прутьях.
- Вот когда по полю идешь, эти коконы в траве висят. Ты лицом наткнешься, не заметишь, а паук сидит у тебя в волосах, а потом вылезает и застит... Лапки, лапки... По лицу такие вот... Желтые, полевые, полевые паучки, желтые. Hа спинках узор страшный, желтые точки, белые, сероватые.
- Так и кулер остановиться может, - сказал я, - если с перепугу. Хуже только когда лузговица в ухо заберется. Кстати! Завтра же Маринка приезжает. В прошлом году у нас такое приключение было. Мы нашли заброшенный космодром кегельдюзеров! Впрочем, вы так не поверите. Рассказывать надо с самого начала. В тот день мы с Маринкой пошли собирать сыроежки и заблудились. Я тащил сыроежки по лесу еще часа три, после чего выкинул их...
- Только не про крыс, пауков, и кегельдюзеров, хорошо?
- А чем кегельдюзеры тебя не устроили? - обиделся я.
- А что такое кегельдюзеры? - спросил Серега, опять наливая водку.
- Был такой конструктор ракет, германский. Оберт. Однажды он сделал двигатель для ракеты и назвал его "Кегельдюзе". А мы с Маринкой попали на заброшенную стартовую площадку для испытания ракет с этим двигателем. С конца тридцатых годов там не ступала нога человека... А кегельдюзеры... Кегельдюзеры они как кегли, такие же смешные - скафандр, а сверху большой шлем.
- Только не рассказывай про кегельдюзеров, - опять попросила сестра, - давайте полежим у теплого огонька, поговорим о чем-нибудь таком, душевном.
- Ладно, я тогда повесть напишу. Про кегельдюзеров. Они с У-Урануса к нам прилетели.
- Вот-вот, напиши. А сейчас давайте у костра полежим.
- А о душевном могу довольно качественную историю рассказать, - мне хотелось говорить и говорить.
- Случайно не про кегельдюзеров? - опасливо поинтересовалась Варвара.
- Про кегельдюзеров, - согласился я, - но другое. Прикиньте, они такие пляски в лесу устраивали, точнее, концерты. Как сейчас помню, оранжевый бак, а по нему лупит кегельдюзер. И ледышки облетают.
- Вот не надо а? - сестра как большая личинка колыхнулась у костра.
- Тогда что рассказать?
- А оно надо, рассказать?
- Хочу, - упрямо сказал я и потянулся к бутылке.
- Я сам налью, ты расплещешь, - вскинулся Серега, - а насчет рассказа, давай! Меня иногда тоже как пробьет, ну не могу, хочу... Хочу рассказывать.
- Расскажу про своего знакомого. Он программист, очень хороший. Hо сдвинутый - мама родная!
- Типа ты не сдвинутый.
- Hе, я иногда на литературу отвлекаюсь. Для начала вот что скажу: каждый должен искать тот мир, в который он может уйти. И желательно, чтобы в нем не было кегельдюзеров.
Варвара крякнула.
- Понесло.
- Дай, расскажу спокойно, а потом буду жить, общаться, пить водку.
- Пусть расскажет, - сказал Серега.