— Так ты ждала его? И знала, что он вернется? — тихо спросил Бернар, задетый тем, что все эти годы ничего не замечал. Неужели все так серьезно?! — Элиана, девочка моя, — сказал мягко, обнимая дочь за плечи. — Это было так давно… И мне, по правде сказать, не верится, что детская влюбленность выросла в нечто большее. Подумай, может, ты просто сочинила все это? Выдумала себе Эжена… Не спорю, пять лет назад он был славный юноша. Но теперь о нем ходит недобрая слава. Я не хотел бы видеть тебя несчастной.
Принцесса молчала, прижавшись, как в детстве, щекой к отцовской груди и тихонько посапывая. Наконец заметила — почти виновато:
— Не могу представить, что он изменился к худшему. Но если в сплетнях есть доля правды, то это скорее маска, которую он надел, чтобы казаться не тем, каков он на самом деле.
— И ты готова простить ему скандальные похождения? — хмуро удивился король.
— Не знаю… Еще не знаю, — грустная улыбка осветила ее лицо. — Но я очень хочу, чтобы он попросил об этом.
«Он попросит, не сомневаюсь, — с горечью подумал Бернар. — Вот только стоит ли верить его словам?» И сказал — спокойно и ласково, признавая за дочерью право быть взрослой:
— Решай сама. Препятствовать вам не стану. Прошу об одном — не торопись.
— Не тревожься. Я умею быть рассудительной, — серьезно ответила она и добавила, смеясь: — У меня было время подумать — целых пять лет!
Отец сокрушенно вздохнул и ушел молча. А Элиана до боли стиснула в руке золотое кольцо. Глаза ее сузились и потемнели. Она еще ничего не решила…
Пышная процессия пересекла границу и не спеша двигалась к замку Бернара. В узорном ларце везли драгоценности — подарок принцессе. Блистала своими нарядами свита. Сам равнодушный к роскоши, Эжен решился просить руки Элианы по всем правилам этикета, хотя голос рассудка подсказывал — нужно сначала поговорить с нею, а после обращаться к ее отцу. Быть может, она посмеется над нелепым его сватовством. Так уж лучше с глазу на глаз, чем услышать это прилюдно.
Лес открылся неожиданно, за холмом, по ту сторону реки. Эжен невольно вздрогнул — дорога была та самая. Разве такое забудешь… Повинуясь смутному порыву, почти неосознанно он пришпорил коня, оставляя позади себя недоуменную свиту. Только Робер продолжал скакать почти рядом, не зная, на что решиться, — оставить короля одного, как он того, по-видимому, хочет, или следовать за ним на некотором отдалении.
Углубившись в лесные заросли, конь Эжена остановился, как вкопанный, повинуясь руке хозяина. Король соскочил с седла, медленно направился к старому дубу, провел ладонью по шершавой коре. Граф следил за ним с усмешкой. Он никогда не бывал здесь, но догадался и проворчал с раздражением:
— Паломничество к святым местам, — но громко высказаться не посмел — остерегался ссоры.
Эжен вернулся к дороге. Не глядя на брата, вскочил в седло, тронул поводья, пуская коня шагом. Ехали молча. Робер чувствовал неловкость: король тяготился его присутствием, но от себя не гнал. А может, просто забыл о своем спутнике.
Деревья, наконец, расступились, впереди блеснула река. Юноши съехали к броду. На берегу, у самой воды, сидела цыганка в пестрых лохмотьях, с узелком на коленях, и в упор, шальными глазами смотрела на короля. Нахмурил брови Робер — не к добру нечаянная встреча. Эжен улыбнулся рассеянно — цыганка была хороша.
— Дай погадаю, красавец: что было, что будет. За один золотой всю правду скажу, — гортанно, нараспев проговорила она, поднимаясь, и потянулась слегка, играя упругим телом, чем надежно приковала к себе взгляд короля.
— Что было — и без тебя известно. Что будет — узнаем в свой срок, — резко вмешался граф, не оставшийся равнодушным к ее притягательной позе и задетый тем, что адресована она не ему.
— Погадай, послушаю, — серьезно промолвил Эжен, и туго набитый кошель оказался в руке цыганки.
— Щедро платишь, господин, — ослепительно улыбнувшись, заметила с поклоном она, и деньги тут же исчезли в бесчисленных складках одежды. И вот уже властно зазвучал голос гадалки. Не сама ли судьба вещала ее устами? — Дай ладонь… И в глаза посмотрю — все про тебя узнаю… Вижу, путь твой к одному порогу ведет. Куда не свернешь, все к нему возвращаешься. В первый раз по своей воле пришел, да не по своей остался. А теперь — по своей идешь, по своей и останешься. Думы твои, будто птицы, мечутся — гнездо ищут. Только ворон над ними кружит — в сторону манит… За вороном не ходи. Не врага берегись, но друга лукавого…
И, оборвав внезапно свои пророчества, выпустила из рук ладонь короля.
— Прощай, красавец. Ступай с Богом. Найдешь, чего не ищешь. Узнаешь, чего не ждешь… — и, завернувшись в шаль, торопливыми шагами направилась к лесу, одарив на прощанье Робера колючим взглядом — будто холодной водой плеснула.
Ошеломленный, Эжен опомнился лишь тогда, когда она скрылась в зарослях: только ветка слегка качнулась.
— Ведьма! — выдохнул через силу граф.
Король промолчал, разглядывая свою ладонь, будто видел ее впервые.
— Едут! Едут! — крики дозорных, наблюдавших за дорогой со стен замка, возвестили о прибытии гостей.
Бернар сам вышел встречать бывшего недруга, с непритворным радушием приветствуя его в своих владениях.
— Рад видеть вас, Эжен. Вы очень возмужали… И друг ваш тоже, — добавил он, кивком головы удостоив Робера. — Надеюсь, граф, вы больше не сердитесь на меня? — спросил с улыбкой и тотчас снова обернулся к Эжену: — Прошу в дом. Сперва отдохните с дороги. Все остальное — после… — и, взяв юношу под локоть, увел за собой — с тем, чтобы лично проводить в отведенные ему покои.
Но пока слуги размещали свиту гостя, два короля уединились для беседы с глазу на глаз в кабинете Бернара.
— Итак, мой друг, хотелось бы знать, что привело вас сюда. Я вполне допускаю, что вы просто решили нас навестить, но думаю все же — у вас ко мне дело, — голос Бернара был мягок и доверителен. Казалось, он подбадривал смущенного гостя.
— Ваше Величество, — волнуясь, заговорил Эжен. — Умоляю, выслушайте меня… — он не мог понять, что происходит с ним, почему перехватило дыхание. — Боюсь показаться дерзким: слишком много зла я вам причинил. И даже ваше великодушие не дает мне право надеяться… — он судорожно глотнул воздух, собираясь с духом, и выпалил, наконец: — Я осмелюсь просить… руки вашей дочери… Мне кажется, я люблю ее, — закончил совсем тихо и замер в ожидании ответа, не смея поднять глаз.
Бернар не отвечал. Наконец, когда молчание сделалось невыносимым, он произнес глухо, глядя в сторону:
— Как вы можете говорить, что любите, если не успели даже увидеться с нею?
— Но я помню… Пять лет назад… — прошептал молодой король, чувствуя всю нелепость своих оправданий и неудержимо краснея.
Бернар как будто вздохнул.
— Это несерьезно, вы знаете сами. Есть разница между ребенком и взрослой девушкой. Вам следует сначала объясниться, а уж затем приходить ко мне. И если намерения ваши не изменятся, и Элиана будет согласна, я не стану препятствовать. Вы ведь это хотели услышать от меня? — он чуть усмехнулся — не то с иронией, не то с легким укором.
— Благодарю вас! — пылко воскликнул Эжен, сам удивляясь своей радости, прорвавшейся столь внезапно.
— Не спешите! — остудили его слова короля: — Последнее слово останется за принцессой, — и, уже провожая его к двери, Бернар добавил: — Вы сможете найти ее в саду.
«А может, все не так уж и плохо? — подумал он, прислушиваясь к удаляющимся шагам в коридоре. — Если думать о благе государства, то лучшей партии нам не найти. Элиана — единственная наследница. Выйди она за Эжена, оба трона унаследует мой внук. Королевства наши объединятся, всяким распрям будет положен конец. Все верно… Но как доверить судьбу дочери такому повесе?.. Полно! — сказал он себе. — Стоит ли верить досужим сплетням? Эжен все так же застенчив и мил. И влюблен, хотя прошло столько лет…»