— Да нет, это ты.
— Я?
— Ты, ну и я тоже. Мы хранители — щит тройки: всяческие брони, экраны, стены и тому подобные вещи наша работа. А еще первая помощь. Ну, кровь остановить, залечить небольшие ранения. Потому что напрямую связаны с энергией, можем транслировать ее, передовая эмоциональное сообщение воинам или, наоборот, закрываться. Хотя, если ощущения слишком сильны, они все равно будут просачиваться.
— Мда, не все понятно, но ладно, продолжим, — подытожил Александр. — Воины? Кто это?
— Меч и лук. Меч — мощь и физическая сила группы. Обладают способностями к ближнему бою, как с оружием, так и без него. Энергетическая составляющая силы — огонь. В моей тройке — это Горислав. В твоей — Дарья.
— Интересно.
Первоцвет вздрогнула, услышав свое имя, и открыла глаза.
Марьяна в это время доставала из-под кресла бутылку с водой.
— Хотите? — протянула минералку.
Вольный, поблагодарив, принял тару, отхлебнул несколько глотков и, взглянул на Дарью. Пить ей пока не хотелось, потому она отказалась.
— Лук, — продолжила Кузнецова. — Или стрела. Прежде всего, это дальний бой — огнестрельное оружие, арбалеты, луки. Также разведывательная деятельность. Большинство луков имеют возможность подниматься в воздух. В общем, манипулировать воздушной средой. Как понимаешь, это Петя и ваша Рада.
— Хм, спасибо, — протянул Александр и задумчиво перевел взгляд на окно, очевидно, переваривая новую информацию.
Дарья же глубоко вздохнула и, решившись, задала вопрос. Почему — то сейчас ей был важен ответ именно на него.
— Марьяна, скажи, — она на мгновение, замолчав, собиралась с мыслями. — Объясни, почему Петр сказал, что если до Любимовой первой доберется тварь, то погибнем и мы тоже?
— Попытаюсь объяснить, — кашлянула наставница. — Если провести аналогию, то защитники — это организм человека, хранитель — сердце, меч — голова, лук — легкие. Что будет с организмом, если удалить, например, голову?
Первоцвет невольно подалась вперед.
— Он перестанет функционировать, — опередил ее Вольный.
— Именно, — сгорбилась Марьяна. — Вместе — мы сила, но по отдельности, увы, ничто.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Александр кряхтел от напряжения, у него никак не получалось комфортно устроить покалеченное тело, рядом ворочалась непреходящая в себя Рада.
— Потерпите, ребята! — попросила Кузнецова.
Его же покоробило такое обращение едва знакомой молодой девушки. Какие же они ребята, если даже самая младшая из них выглядела старше наставницы.
— Скоро будем в штабе, наши медики быстро поставят вас на ноги.
— У вас и врачи свои? — оказалось, у его невесты еще оставались силы удивляться.
— Конечно, порой защитники получают специфические ранения, с такими не желательно обращаться в обычную больницу.
— Разве они в курсе происходящего? Я думала, немногие знают.
— Нет, конечно, не в курсе. Просто грамотный договор, плюс высокая зарплата и все довольны, лишние вопросы даже, если и возникают, не задаются.
— Понятно, — кивнула Дарья.
Остаток пути проехали, молча. Попутчики замкнулись в себе, и делиться мыслями с окружающими не спешили. Любимова так и не очнулась.
Александр тоже переваривал свалившуюся на него информацию.
«Быть вместе в болезни и здравии, в богатстве и бедности, пока смерть не разлучит нас» — сейчас эта клятва приобрела особый смысл. Всё вместе: спать, есть, гулять, жить и умирать. Не об этом ли мечтают сентиментальные девицы? Вот только он не девица и не обладал и долей подобной чувствительности.
Желание быть всегда и везде рядом, превращало чувства в одержимость. Невозможность побыть одному хоть сколько-то, выливалось в затяжную депрессию. Совместные друзья, хобби, развлечения — это все замечательно, если в меру. Скандалы, склоки, раздражение, затем охлаждение и неприязнь — последствия чрезмерного злоупотребления. Вольный считал, что каждому человеку необходимо иметь возможность побыть одному. Спокойно подумать, посидеть в тишине, стать самим собой, снять, наконец, все навязанные ему обществом маски.
Александра, и раньше воспринимавшего брак чем-то вроде сотрудничества, такая перспектива раздражала. Пока существовала опасность умереть, он не особо задумывался о будущем, сейчас же мысли то и дело возвращались к рассказу Марка. Вольному было трудно представить, как сложится дальше их непонятное тройственное существование.
А еще он периодически задавался вопросом, а мог бы, зная последствия инициации пожертвовать собой? Тут же с прискорбием отвечал сам себе: нет, не мог. Но и смириться с навязанной ответственностью тоже не хотел.