Мародера-санитара, ворвавшегося в зажиточную избу, расстреляли тут же на месте.
Мы потеряли семь человек убитыми. Двадцать восемь ранено. В школе уже развернут и работает лазарет.
Самое трудное впереди — удержать во что бы то ни стало занятые позиции. Якшур-Бодья — узел дорог, путь на Ижевск!
Телефонная связь с Игрой испорчена, быстро ее не поправить. Устанавливать полевые телефоны на пятьдесят пять километров, да еще по лесу, опасно.
Штаб разместился в чистой половине небольшой крестьянской избы.
Здесь уже полный порядок, четко работает аппарат, трещат телефоны.
Заставы непрерывно доносят о положении. Они получают данные от разведчиков, которые проникают в неприятельский тыл. Заставы — наши глаза и уши. Сигнализируют то одна, то другая.
Телефонист надрывается у аппарата.
— Повторите, — просит Лунц. — Что, что? Группа численностью в несколько десятков человек? Просят парламентеров? Высылайте, но вооруженных близко не подпускать. Еду сам.
Я заменяю Лунца.
Звонят с заставы, расположенной с левой стороны, у леса:
— Показались неизвестные, машут белым платком.
— Подпустите! Сколько человек? Около ста? Шлите в штаб!
К ночи в плен добровольно сдается около трехсот человек — это работа наших агитаторов.
Перебежчиков становится слишком много. Они заполнили Бодью. Просят разрешения остаться у нас. Момент ответственный.
Нам не нужны неустойчивые элементы. Предлагаем перебежчикам расходиться по домам.
…Спустя день выясняется: полк отрезан. Но причин для уныния нет.
Подкрепления, вышедшие из Ижевска на помощь белым, не подоспели к бою и остановились у главного тракта. Противник разлагается на наших глазах. Силы его тают. Перебежчики рассказывают: офицеры объясняют победу красных тем, что под Бодью стянуты целые корпуса.
Проходит еще день. Настроение бодрое. Мы закрепляемся и мало походим на отрезанную часть.
К нам продолжают переходить солдаты из местных жителей, насильно мобилизованные белыми. В штаб явились два старика. Один уже два дня назад привел небольшую партию перебежчиков, человек тридцать. Убедившись, что мы отпустили всех по домам, он решается:
— Сын у меня — командир… Стоят за тем вон леском. Попытаюсь привести.
— Иди, иди, дедушка! Пролетарское спасибо скажут тебе трудящиеся, — подбадривает Киселев.
А на рассвете сообщение заставы:
— Показалась целая неприятельская часть. Нас обходят с флангов. Принимать ли бой?
— Выдвинуть к заставе две роты, — приказывает Лунц, а сам уже скачет на передовую.
Новое донесение той же заставы:
— Впереди двое, размахивают какими-то тряпками.
— Не стрелять! Подпустите поближе. Вступите в переговоры. Пулеметы держать наготове.
— Их несколько сотен…
— Да полно, товарищи, это вам спросонья показалось.
В телефоне что-то щелкает, будто оборвался провод. Нет, ток есть.
— Застава! Застава! Четвертая!.. Да вы что, оглохли? В чем дело?
— Из лесу все идут, идут и идут… Складывают оружие, есть пулеметы.
— А артиллерия?
— Покуда не видно…
— Лунц у вас?
— Передаю трубку.
— Перешел целый батальон. Дайте распоряжение по заставам быть начеку, — озабоченно говорит Лунц. — Перебежчики утверждают — белые готовятся к наступлению.
Утром тихо.
Сообщение с Якшур-Бодьей почти прервано. Мы к себе никого не пускаем, и наши силы точно никому не известны. Володарцы врут напропалую: «Нас тут немного, а главные силы справа». Перебежчиков после опроса в штабе деликатно выпроваживаем за расположение наших частей. «У нас тут тесно», — по-дружески объясняем им.
События развиваются с головокружительной быстротой.
Мысли уже не об обороне. Видя полное разложение врага, мы понимаем: теперь и до Ижевска — рукой подать. Но по оперативному плану 2-й армии город будут брать с юга. Это только и сдерживает нас.
Приподнятое настроение надо поддерживать на определенном уровне. Главное — не дать людям размагнититься.
Организуем налет на станцию железной дороги — там база снабжения белых. Отбираем человек двадцать пять наиболее отважных. Проводник — местный крестьянин. Не подведет, знаем его по Игре.
Отряд по лесу пробрался к станции. Коней оставили среди деревьев. Подползли к полотну и в сумерках наделали такого шуму, что охрана станции разбежалась. Взорвали полотно железной дороги, подожгли пакгаузы. У старшего по охране узнали, что несколько часов назад на север, то есть к нам в тыл, проехал начальник дивизии белых. Узнали его фамилию. Узнали и фамилию коменданта Ижевска. Соединились с Ижевском по телефону:
— Говорит начальник дивизии. Что же вы, сволочи, не шлете подкрепления? Ведь знаете, мы сражаемся с корпусом красных!
— Господин начальник дивизии, у нас никого нет, — донесся испуганный голос с другого конца провода. — Мы еле отражаем атаки с юга. Красные прут с Камы, а в городе почти никого. Придется оставить первую линию укреплений!
Командир «гусар» Денисов (это он вел телефонный разговор) не выдержал до конца своей роли:
— Ура! Молодцы наши! Я командир корпуса красных. Ваша дивизия взята в плен, приготовьтесь поутру к встрече!
Услышав в трубке невнятное бормотание, Денисов для большей убедительности помянул мать коменданта и на этом закончил разговор.
— Слыхали, какие дела? — важно подбоченясь, спросил он пленных. — Ижевск с юга берут! То-то! Сигай врассыпную! Всем даю волю!
Над станцией поднялось зарево пожара.
Сведения, полученные группой Денисова, необходимо было срочно сообщить в Дебессы. Несколько человек, переодевшись крестьянами, разными дорогами двинулись в штаб дивизии.
А части противника распадались на наших глазах. К заставам непрерывно шли перебежчики. Время работало на нас.
Из Игры пробрался вестовой. Он проехал беспрепятственно: белых на дороге нет.
Наши заставы наблюдали отход противника. Но мы думали, что это ложный маневр. А выходит, действительно смылись беляки. Или пооттянули силы к Ижевску, к югу, или нащупали наши части на западе, которые мы ждем с часу на час.
Мы знали — к нам на соединение идут продотряды под началом Зусмановича.
Надо дезорганизовать отступление неприятеля, измотав его неожиданными налетами на железнодорожную ветку, по которой тянутся эшелоны белых.
Чтобы выяснить общее положение, выезжаю к телеграфному аппарату в Игру.
По дороге опять и опять продумываю, чего требовать от штаба в первую очередь: нам многое нужно — обмундирование, сапоги, седла, махорка, патроны. И особая статья — надежное пополнение (перебежчикам по-прежнему не доверяем, в свои ряды их не берем).
Так дороги мне интересы володарцев, что чувствую — буду грызться с нашим отделом снабжения, с другом своим Гордеевым.
К аппарату подошел член Реввоенсовета.
Подробно доношу о нашем наступлении, о трофеях и настроении людей, описываю тяжелое положение с обмундированием полка и экипировкой конников.
В таком примерно тоне веду речь в течение полутора часов. И в конце — обычное: «Жду распоряжений».
Телеграфист быстро просматривает бегущую ленту. Он тоже гордится полком и от себя добавляет к моему докладу, что необходимо пополнить телефонное имущество и срочно отремонтировать линию Бодья — Игра.
Аппарат постучал несколько минут и смолк. Точки — тире, точки — тире, а телеграфист читает как по писаному:
— Немедленно выезжайте в штаб.
— Что-о-о? Ерунда! Какое-то недоразумение! Вы уверены, что правильно прочитали текст?
— Все верно.
— Запросите, все ли выслушал член Реввоенсовета.
— Запрашиваю… Отвечает: «Выслушал все».
— Тогда передайте: я ничего не понимаю. Мне предлагают оставить часть, где именно сейчас требуется мое присутствие. Уехать не могу. Отъезд сочтут за дезертирство. Надо закрепить победу, создать уверенность в будущем. И потом, не решен основной вопрос — снабжение.