— Боевик? — Примаков разыскивает и затягивает пояс. Зюк ищет под кроватью сапоги. Сыплются расспросы. Передо мной бойцы!
— Позиция у нас на ять! Шесть новеньких горных орудий — наши трофеи. Мы если и отступаем, то с боями. Одна беда: расколошматим белых — приказ идти и окопаться там-то, а уж пехоты и след простыл!..
— Все готово? Едем.
Моя кобыла — рыжая громадина со свирепыми глазами. Бьет копытами, удила в пене. Будто хочет сказать: «Садись, садись… Уж мы попляшем!»
Борис Кузьмичев — к Примакову:
— Товарищу Азарх того коня, что подо мной!
— Зачем? Мне нравится эта лошадь! — Я поняла и первый маневр «червонцев» и их изменившееся настроение.
Нас провожает сотня казаков. Забавно будет посмотреть, как я стану садиться, как понесет кобыла, как сбросит меня…
Посмотрим! Миг — и на коне. Кобыла рванулась в бок. Натянула поводья. Она — на дыбы. Шалишь! Прижала шенкеля, крепче уперлась в стремена. Лошадь затанцевала. Я удержалась. Она назад — я все же усидела. Животное словно в удивлении повернуло голову, обнюхало меня, смиренно двинулось вперед.
— До следующей деревни — на рысях! — командует Виталий Примаков.
Зюк поскакал вперед — подготовить артиллеристов, чтобы показали товар лицом. Теперь казаки собранны и предупредительны.
— Там стоят дозоры белых, пригляделись друг к другу… Мы даже знаем, где у них наблюдатели.
— Вражеские орудия замаскированы здорово: издали кажется — валы, заборы. Ждем решительной минуты. Как только двинемся — орудия наши!
— Вот Ланная, дальше разъезд. Видите дымок на горизонте? Там Конград.
Борис на лошади выделывает передо мной такие фокусы — ужас!
— Горжусь Кузьмичевым. Храбрый он у меня, — говорит Примаков.
— Да, у казаков днем с огнем труса не сыщешь.
— Пожалуй… За хлопцев ручаюсь головой. Командование — черниговская группа, все большевики, проверены в боях… Теперь посмотрим боевые сотни. Знакомьтесь — Евгений Туровский.
Штаб участка переехал в Карловку. Небольшое имение, крупный сахарный завод, маленький вокзальчик.
Съезжаются командиры. На совещании мы сразу почувствовали превосходство Примакова: умен, в военном отношении подготовлен отлично, знает местность как свои пять пальцев. Разведка «червонцев» выяснила точное расположение противника.
— Только не подведите, — просит Примаков пехотинцев. — Будет трудно — дайте знать, я хлопцев подброшу. — Потом обращается к командирам бронепоездов: — Держитесь, друзья! Выделю такое прикрытие — щепки не отдаст противнику!
План выработан. Наступаем по линии железной дороги, берем Ланную, потом сворачиваем и охватываем город с флангов. Конники Примакова сминают тылы белых. Взяв город, проходим не останавливаясь километров десять, занимаем мосты и выгодные позиции под Лебяжьим, к югу от города.
Ответственность минуты ясна всем. Откатимся — больше удержаться негде.
У Деникина на этом участке сосредоточены крупные силы, несколько хороших бронепоездов. Наши бронепоезда — наполовину самоделки; есть, правда, несколько бронированных площадок, но выглядят они не очень грозно.
Все проверено и подготовлено.
Начинаем.
Ожесточенные, упорные бои идут уже третий день. Центральный участок с линией вдоль дороги занимают донбассцы — 1-й и 2-й Бахмутские полки. Команды бронепоездов — тоже из шахтеров. Здесь дело надежное.
Объезжаем линию боя.
Донесение: разбит бронепоезд, много жертв.
Едем со сменой к Ланной. Там все рады возможности передохнуть, отоспаться: оглохли от орудийной стрельбы.
От третьего орудия так и не уходит командир батареи с черным от дыма лицом.
— Будто сейчас из забоя, — пытается острить кто-то.
Артиллерист обводит нас тяжелым взглядом:
— Два сына, оба пулеметчики, вон у той развороченной площадки… Надо же быть такой беде… Снарядом в пулеметное гнездо… Прямое попадание… Старуха одна осталась… Наверное, запороли…
И снова склоняется к орудию.
У белых пять бронепоездов. У нас два, да и то самодельные.
А все-таки мы наступаем.
Жертвы? Да, жертвы большие.
Примаков сдержал слово. Инициатива в его руках. «Червонцы» несут связь, «червонцы» охраняют линию железной дороги. Главные силы дерутся с бандитами Шкуро. Успешно действует пехота. Эффективно поддерживает наступление артиллерия.
Неожиданно умолкает наблюдатель бронепоезда. Убит или обрыв на линии?
Маршрут бронепоезда нам известен — вдоль полотна, через лесок и поляну. В конце, у стога, — наблюдательный пункт.
У железной дороги много спелого, лилового терна — здесь давно идут бои, и некому обрывать ягоды.
«Быстрей, быстрей», — говорю я себе. Вот и лесок. Провод еле заметен, однако обрывов нет. Выбралась на поляну. По ней ползком. Все цело, но в проводах запутался заблудившийся жеребенок. Вот, оказывается, в чем причина неполадок! Хорошо еще, он не порвал всю нашу связь!..
В Карловке круглосуточно работают два перевязочных отряда. В одном Федер, в другом Багров. Оба опытные хирурги, оба наши, преданные люди.
Несчастный случай вывел из строя Федера. Падая от усталости, он пробирался ночью к летучке, споткнулся, теменем ударился о рельсы и получил тяжелую травму.
Раненых красноармейцев приводят санитары и фельдшера. Недаром поднята на ноги вся медицинская Полтава, недаром потребовали подкрепления из Киева. Раненые довольны — им хорошо и вовремя «подмогнули».
Сменяю товарищей. Закончив работу, решила отдохнуть, наказав обязательно разбудить, как только доставят раненых.
Не успела прилечь — кто-то царапается в дверь. Зовут.
Санитар белых привел нашего пленного. Рассказывает:
— В том бою полегло много ваших. Кое-кого взяли в плен. А этот не хотел сдаваться живым. Приставил дуло винтовки к подбородку и выстрелил. Пуля раздробила обе челюсти, разорвала лицо, да не убила. Белые всех раненых прикололи, а на него посмотрели и не тронули: «Сам подохнет, пусть помучается!» — И бросили в яму. Я этому несчастному питье тайком носил. Он все рукой что-то показывал, должно быть, пристрелить просил — говорить-то не может, язык раздроблен…
Раненый смотрел на нас сияющим взглядом, притрагивался к товарищам, пытался что-то произнести. По обезображенному лицу катились крупные слезы.
На бумажке он написал: «Иван Старков, боец Бахмутского полка, забойщик с горловских шахт».
Ивану Старкову сделали блестящую пластическую операцию в лучшем хирургическом госпитале Киева. Шахтер из Горловки вернулся в ряды строителей новой жизни.
С летучкой едем в Полтаву. Каждый раненый удобно лежит в подвешенной койке. В вагонах чисто, почти уютно.
Прибыли на рассвете. Поезд еще не остановился, а уже к площадкам бегут санитары.
У носилок сестры. Врач принимает у старшего по летучке сначала самых тяжелых раненых. Их переносят на руках в развернутый возле вокзала госпиталь. Разгрузка проходит быстро и спокойно.
Голубеет дым бронепоезда.
За ночь мы подтянулись к Ланной. Белые отходят, перегруппировывают силы у самого Конграда, собираются дать бой.
С флангов доносится ружейная и пулеметная стрельба. Неистово бьют по городу наши бронепоезда. В ответ — ни звука.
«Червонцы» подходят к вокзалу.
Конград взят. Первым ворвался в него Примаков со своей лучшей сотней.
Город притих, сжался. У церкви на площади десятки подвод. Мобилизованные крестьяне встречают нас без восторга и без враждебности. «Кто вас знает? Проскачете, та й назад… Наше дело сторона» — можно прочесть на их лицах.
Как и было задумано, червонные казаки прошли через город на юго-восток и заняли заранее намеченные деревни. Они держат участок южнее полотна железной дороги. К северу расположились богунцы.
В помещении бывшей управы сочувствующая большевикам молодежь (все партийцы в частях) организует аппарат Совета. В Конграде снова Советская власть!