Тюрьмы же у нас в городе нет: слишком уж городок мал для того, чтобы таковую иметь. Поэтому наказывают у нас или тяжкими работами, или, в случае с мелкими преступницами, поркой, или штрафами разной величины. Преступников настоящих, серьезных, под конвоем в Тверь отправляют, откуда им путь на каторгу, на рудники. Это уже воров да разбойников. И вершина всего ― смертная казнь. Но казнь всегда за смертоубийство или за незаконную волшбу, направленную на подчинение человека или лишение его жизни. Такое случается нечасто, и обычно виселица пустует.
У нас вообще с этим полный либерализм. Все же город-то на три четверти пришлыми населен, вот потому и уклад такой. В иных городах, в аборигенских, или графствах с баронствами ― там на всякое насмотришься. Раз Средневековье в полном разгаре, то и нравы соответственные. И на кол сажают, и в котлах варят, и лошадьми рвут. Теперь, правда, вместо лошадей во многих местах лебедки с Ярославского механического завода пользуют. И медленней, и дешевле. А где-то, по слухам, на ратушной площади вместо эшафота пилораму поставили. Но тут уже за что купил, за то и продаю.
Улица, ведущая к Берегу, местами освещалась, тусклые лампочки фонарей разгоняли густеющий мрак всего на несколько шагов от столбов. Но я и без фонарей каждую колдобину знаю, хоть таковых и немного. Аккурат на прошлой неделе здесь улицу снова подсыпали. Целая баржа с гравием в город пришла, и возили ее грузовиками.
Гравий похрустывал под подошвами ботинок, со стороны Берега доносилась приглушенная расстоянием музыка. Веселье уже начинается. Я повторил почти весь путь, который проделал от ворот до дома на машине, разве что на площадь выходить не стал, а дотопал до трактира под названием «Царь-рыба». Сие питейно-едальное заведение располагалось на Холме и посещалось все больше местными. И кормили здесь так, что любо-дорого.
Я поднялся по ступенькам гулкого деревянного крыльца, поздоровался с двумя знакомыми шкиперами барж, курившими папиросы на крыльце. Внутри трактира, к моему счастью, курить не разрешали. Я вошел в дверь, захлопнувшуюся за моей спиной на пружине, огляделся. Зал был заполнен наполовину, я видел немало знакомых лиц, но из приятелей моих никого не было.
Сел один за пустой четырехместный столик у окна, сколоченный из толстой ошкуренной доски. Такими же здесь были и стулья. Едва сел, как ко мне, плавно покачиваясь, будто дирижабль на ветру, подплыла Марина Ивановна, жена владельца трактира Митрича, суетившегося сейчас на кухне, за окошком раздачи. Но если Митрич был мелок, бородат, суетлив и шумен, то супруга его блистала дородностью, статью, ходила «белой лебедью», поскрипывая досками прогибавшегося под ее немалой тяжестью пола, а говорила всегда ласково и растягивая гласные. Щиколотки да запястья у нее были толщиной чуть не в мое бедро, но лицо на удивление приятное.
― Здравствуй, Саша.
― Здравствуйте, Марина Ивановна, ― поприветствовал я хозяйку.
― Один будешь?
― Пока один. Поем без суеты.
― И то верно. Что будешь кушать?
― А чего сегодня хорошего?
Тут всегда полезно спрашивать, потому как плохого не присоветуют.
― Если совет нужен, то бери уху тройную и котлетки из сомятины. Петька с хорошим уловом сегодня, все прямо из речки.
Петька был племянником Митрича и командовал рыбацкой артелью. Было у них три больших баркаса, так что снабжали они рыбой чуть не весь город и еще на сторону продавали. А в трактир шла рыбка самая лучшая, если уж Марина советовала что-нибудь попробовать, оно того всегда заслуживало.
― Тогда уху с… котлеты большие?
― Нет, небольшие. Такие примерно. ― Она показала на ладони, какого размера будут котлеты из сомятины. ― Парочку бери.
― Пару котлеток с молодой картошечкой, уху, моченых груздей мисочку, кувшинчик клюквенного морса и двести водочки, ― закончил я перечисление заказа.
― Водочки простой? Есть на калгане, на брусничном листе, на лимоннике, «Клюковка» имеется, ― перечислила хозяйка.
― Обычной, главное ― с ледника.
― Сейчас принесу.
Действительно, через минуту она вернулась с водкой, морсом и солеными груздями. Выставила все на стол, сказала, что уха будет через пару минут, и удалилась царственно. А я булькнул прозрачной, как слеза, водки из запотевшего графинчика в лафитник зеленоватого стекла ― и единым махом осушил. Потыкал вилкой в мисочку с груздями, подцепил пару грибков вместе с колечками лука и с хрустом зажевал. Хорошо! Да здравствует седативное воздействие алкоголя на организм после тяжелых, полных невзгод и опасностей похождений!
Не позже чем через пару минут появилась глиняная миска с ухой. Уха и вправду была замечательная. Почти без рыбного запаха, но беспощадно наваристая, притом прозрачная, с плавающими в ней кусками белой рыбки. Под такую благодать пришлось еще водки себе налить и выпить. Как заставили.
Пока я наворачивал уху, в трактир вошли двое. Один ― среднего роста, в плечах широченный, с изрядным при этом пузом, с длинными волосами, убранными в хвост, и заросший до самых глаз бородой. Второй ― повыше, с чуть скуластым лицом, светлыми глазами и волосами. Борода и Батый. Почему Бороду так прозвали, объяснять не надо. А вот Батый… Батый был татарином из Нефтекамска, за что кличку в честь монгольского хана и получил с чьей-то легкой руки. Разве что не похож был на носителя этого имени. Были они на пару с Бородой владельцами торгового Дома «Стрелец» и держали почти всю оружейную торговлю выше Твери. Числились пока третьей гильдией, но росли на глазах. Торговали они еще и доспехами, и всякими кузнечными делами гномьей выделки. Была у них самоходная баржа и четыре грузовика. Им же я сбывал товар от гномов, который привозил не в торговый сезон.
Я замахал им, и они сразу направились к моему столу. Пожали друг другу руки, похлопали по плечам. Расселись, позвали Марину Ивановну. Через пару минут на столе уже стоял большой графин водки, большая же тарелка со всевозможными соленьями, дополнительная порция груздей. Перед Батыем исходила паром уха, а вот Бороде принесли солянку. Борода, по обыкновению, взял инициативу в свои руки, разлил водку, поднял свою стопку, почти полностью скрывшуюся в его толстенных пальцах.
― Ну как говорится, за встречу! ― произнес он басом не блиставший оригинальностью тост, но выпить за это никто не отказался.
― Где пропадал? Искали тебя вчера, хотели дельце одно предложить, ― сказал Батый, закусив.
― На охоте был, ― притворно небрежно ответил я. ― Голова сто пятьдесят золотом за одну тварь предложил.
― Это которая у Ручейного пастухов пожрала?
― Ага. Она самая.
― И как? ― поинтересовался Борода.
― Уже вексель получил с Ваньки Беляева, ― не без тайной гордости сказал я.
Нам, типа, монстры всякие на один зуб. Только награду объявили, как мы их за шкирку ― и в сумку.
― Погодь… ― удивился Батый. ― Ты же на город забесплатно работать должен! Или я чего не понимаю?
― Забесплатно тоже не всегда, а по очереди с другими, ― пояснил я. ― Сейчас вот бесплатная ходка получилась вроде как, но повезло с тем, что староста Ручейного в казну премию поймавшему передал. А я ее и получил.
― А что за тварь-то была? ― спросил Батый.
― Демон его разберет. Магическая тварь. Умеет или телепортироваться, или так глаза отводить, что никто ее засечь не мог.