Обозрев очередь, Сашка убедился, что в одну машину они вполне влезают. Поворачиваясь, задел рюкзаком стоящего перед ним парня. Тот оглянулся, оценивающе посмотрел и не плюнул, а скорее цыкнул на асфальт. Сашка подумал, что про таких говорят «пацан» или «пацанчик». Невысокий, плотный, в водолазке. Двигается неспешно, вкрадчиво, как кот.
– Макар! – он сунул Сашке твердую как деревяшка ладонь.
Сашка на всякий случай сильно пожал ее, ожидая, что сейчас будут тиски, и обманулся, потому что «пацанчик» даже не потрудился сжать пальцы. Получилась глупость. С одной стороны, с тобой зачем-то познакомились. С другой, к твоей руке отнеслись, как к дохлой рыбе.
Голос у «пацанчика» был соответствующий. Треснутый. С гнусавинкой.
– Как сам? Ничего? – спросил он без малейшего смущения.
Говорил Макар медленно. От слова до слова можно было протянуть веревку и сушить полотенца. Когда люди говорят таким образом, это здорово давит на мозги.
У Сашки появилось желание рассказать Макару всю свою жизнь с момента рождения, чтобы посмотреть, на каком месте тот уснет. Но он сдержался и кратко ответил, что лучше не бывает.
– Ча, прям так вот и не бывает? – Макар явно пытался загнать Сашку в угол, задавая вопросы, на которые нельзя ответить нормально.
И Сашка вообще не стал отвечать. Он смотрел уже не на Макара, а на девушку, которая хваталась за свою сумку всякий раз, когда звонил чей-нибудь мобильник. Мелодия для нее особой роли не играла.
Макару не понравилось, что кто-то может отвлечься от общения с ним. Он взял Сашкину пуговицу и стал ее откручивать.
– Местный? – хмуро спросил он.
Сашка стряхнул его руку. Макар удивился такой наглости.
– Знаешь тут кого-нибудь?
– Тетю Клаву из цветочного киоска!
Сашка безошибочно ощущал, что драться Макар не будет. Такие любят разводить на «ля-ля», отыскивая в собеседнике слабину. Предпочитают достать из кармана автоматную гильзу и вертеть ее в пальцах. Или открывать и закрывать кнопочный ножик. Или ввинтить в речь что-нибудь эдакое, чтобы всем ясно было, с кем они имеют дело.
– Ча, смелый? – дошло, наконец, до Макара.
– Угадал.
– А-а! Ну я так и понял! Давай: береги себя, брат! – Макар снова зачем-то сунул Сашке руку, к которой тот, помня прошлый опыт, просто прикоснулся двумя пальцами, и отвернулся. Сашка понял, что «береги себя!» было не угрозой, а просто последней попыткой испортить настроение.
Белый микроавтобус вынырнул неизвестно откуда. В левом нижнем углу водительского стекла белел листок с такой же буквой «Н», как на столбе.
Сашка был опытный маршруточник и сразу за водителем садиться не стал. Слишком много беспокойства: вечно кто-то выходит, пересаживается. Ему хотелось забиться в угол и смотреть в окно, наблюдая, как на колеса маршрутки медленно наматывается распаренная солнцем Москва. Плюхнувшись на второе одиночное сиденье, Сашка пристроил рюкзак на колени. В плече отдалась дрожь: дверь захлопнули. Микроавтобус заканючил поворотником, втиснулся в поток машин.
Никто не заметил, как в последнем ряду кресел улыбчивая девушка с веснушками точно невзначай потянула вверх рукав и, чего-то коснувшись, едва слышно шепнула: «Полная загрузка!» Вернула рукав на место и откинулась на спинку сиденья.
Глядя из высокой маршрутки на обгонявшие их легковые автомобильчики, Сашка всматривался в тех, кто сидел внутри, и удивленно думал: столько людей, а все разные. Хоть бы один повторился. У каждого своя внешность, в каждой судьбе – уникальная череда мельчайших событий. Все это неповторимо оттискивается в мыслях и чувствах.
На несколько секунд у Сашки закружилась голова. «Опять!» – подумал он. Память старательно раскручивала клубок.
Желтая майка, зеленые трусы, черный шлем, красный нос, синие перчатки. Сашка насмешливо наблюдал, как его соперник несется к рингу, торопливо вбивая большим пальцем капу в рот.
– Дудник – Бычков! Два по две! Живее! Дудник, особое приглашение?
Тренера звали Пал Палыч. Он состоял из опыта, пуза и свистка. Примерно в такой последовательности. Хотя бывали дни, когда на первое место выступал свисток, а опыт и пузо тащились следом.
Сашка (он же Дудник) пригнулся и под канатами пролез на ринг. Проделал он это очень лениво. Показывал, что ему обидно – против него, старичка, ходящего третий год, поставили новенького.
Бычков уже топтался на ринге. Чувствовалось, что он нервничает. Еще бы. Первый бой. Бычков посещал секцию всего месяца четыре, прыгал через скакалку и старательно отрабатывал у зеркала двойки, уклоны, вывод правой и прочие азы. В общем, типичное мясо, хотя мощный, конечно.