Мари бегом бросилась обратно. Не заглядывая к себе, она проходит прямо на соседскую кухню, посмотреть на ребятишек, но те смирно сидят на столе, радуясь всей этой суматохе. Мари притаскивает тяжелый деревянный ушат.
— Ну-ка, дети, пойдите сюда.
Она сует в руки детишкам по кастрюле.
— Видите, как я делаю? Помогайте мне.
Они втроем вычерпывают лужу, которая натекла в углу кухни.
Слышно было, как перед входной дверью старик Леон стучал лопатой, — он вернулся, как и обещал, чтобы доделать запруду.
Когда ушат наполнился, Мари крикнула:
— Леон, идите сюда, мне одной не справиться.
— До чего же надоедная ты! Не дай бог, если бы все такие были, — проворчал Леон, но все-таки поспешил на зов соседки.
Они подняли за ручки тяжелый ушат и с трудом перетащили его через земляную насыпь. Ветер валил их с ног, башмаки скользили по размокшей глине; наконец они остановились.
— Вот погодка проклятущая! — воскликнул Леон. — Если мы с тобой здесь воду выплеснем, тогда ведь Жежена совсем затопит. Давай лучше отнесем подальше в сад.
Легко сказать, — а как нести ушат под этаким ливнем еще дальше, еще десять метров?!
Когда они вошли в коридор, с трудом переводя дыхание и не вытерев блестевших от воды рук и лица, дождь вдруг перестал. Последний порыв ветра осушил воздух, словно крепко прошелся по нему тряпкой, и во внезапно воцарившейся тишине стали слышней человеческие голоса, журчанье воды, беспорядочный топот деревянных башмаков. Крыша лачуги — и та будто сбросила с себя груз. Легче дышалось. Зато холод стал ощутимей. Над морем небо очистилось.
— Вот хорошо, явилась наконец! — сказала Мари. — Дети, сидите смирно, там у вас сухо!
К бараку подбежала молодая женщина, промокшая до нитки.
— Я так боялась, что тебя не будет дома, — еще издали крикнула она Мари.
— Все в порядке, Полетта, не расстраивайся. Мы уже тут сами управились.
— Мама!
Мальчик, широко раскрыв ручонки, бросился к матери.
— Подожди, не подходи ко мне, ты сухой, а я вся мокрая. Иди, иди обратно.
Когда обе женщины вошли в коридор, Полетта сказала упавшим голосом:
— Я сразу же, как дождь начался, помчалась домой. Боялась, как бы здесь чего-нибудь не случилось. И сейчас еле на ногах стою.
Увидев залитую водой кухню, Полетта зарыдала:
— Мари, Мари! Беда-то какая! Как же мы теперь жить будем? Ума не приложу!
— Ты бы раньше поглядела, тогда действительно страшно было, а сейчас-то мы уже убрались, — сказала Мари.
— Все разваливается! Ты посмотри на стены! А занавески-то, занавески на что похожи стали! И календарь весь размок, листки поотлетали. Сыро, как в пещере. Какие же мы несчастные, Мари! Хорошо еще, что вода под пол уходит.
— Уходит-то уходит. А куда? Вся ко мне стекает, пойди сама взгляни.
На кухне Мари в полу тоже была дыра, но в самой середине. Обычно ее прикрывали куском старого линолеума. Мари приподняла покрышку.
— Смотри-ка.
Под полом переливалась черная, как деготь, вода.
— Каждый раз, как дождь начинается, вся вода сюда сбегает. И потом, что ни делай, вонь стоит ужасная. Ты разве никогда не замечала? Никогда не говорила: у Мари в квартире дух нехороший? И верно, нехороший… Видишь, к нам отовсюду течет. В комнате я еле воду вычерпала, пришлось кровати передвигать… Пойди переоденься, Полетта, а то еще простудишься.
— Ну, я ухожу, — заявил старик Леон. — Я больше тебе не нужен, надеюсь?
— Послушай, Мари, — сказала Полетта, — какая же ты хорошая!
— Ну, что ты, что ты, Полетта… Ведь и ты бы для меня то же самое сделала…
— Знаешь что, Мари, у меня есть молоко, мне его в комитете выдали. Хочешь, я тебе дам половину, хоть чем-нибудь тебя отблагодарю.
— Спасибо, возьму с удовольствием, — ответила Мари, не заставив себя долго просить. Она взглянула на свою девочку, увидела ее выцветшие глазки и улыбнулась.
— А для меня у тебя ничего не найдется? — спросил Леон. — Может, табачок есть, хоть немножко? Я ведь не клянчу — я тоже заслужил, ты у Мари спроси.
— Нет, Леон, нету. Возможно, у Анри есть табак — не знаю, он коробку с собой носит. Вы сами его спросите. Как только получим пособие, я непременно поставлю вам стаканчик и молока тоже принесу…
Полетта ласково улыбнулась старику, а тот в смущении поскреб пальцем седые усы.