— Ну как?
Полетта отчетливо представляет себе, как мясник подталкивает локтем рыбника. Она знает, что и Жизель иной раз любуется из спальни этим зрелищем. Жизель ведь просто помешана на всяких сомнительных похождениях.
— Ну как, забавно?
— А родители, что же, молчат?
— Подите вы! Барышни достаточно взрослые, знают, что делают. Небось, половина из них видала виды. Впрочем, чего и ждать от теперешней молодежи.
Полетта представляет себе похотливо поблескивающие глазки мясника.
Нельзя забыть, как мясник поглядел на нее, когда она в первый раз пришла на работу к Жизели. Полетта растерянно смотрела тогда на все это мясное изобилие и думала: «Хорошо бы побаловать Анри отбивной котлетой». А мясник, словно угадав ее мысли, шепнул:
— Если тебе хочется мяса, пожалуйста, можешь заработать…
Полетта, робкая по натуре, промолчала. И правильно сделала. Увидев глазки мясника, она поняла смысл его слов.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
О чем мечтают люди ночью
Давно пора убрать клетку. Пусть уж лучше голая стена, чем пустая клетка.
Конечно, они сглупили, не надо было продавать попугая. Хотя это только так говорится, что продали, а на самом деле отдали за долг. Попугая забрал лавочник, отпускавший в кредит молоко. Ему приглянулась красивая птица. Лавочник уверял, что попугая он берет только в качестве залога, желая помочь соседям, и, конечно, отдаст обратно, когда ему уплатят долг. С попугаем было как-то веселей: он стал членом семьи. Детишки горько плакали. Им объяснили, что попугая унес на время тот самый дядя, который дает молоко: иногда ведь папа и мама целый месяц не платят ему денег. Подумаешь — молоко! Дети считали, что оно само собой берется. И попугаи тоже. Ведь попугай у них давно. Достался он Анри и Полетте от одного моряка, который расчувствовался под хмельком и уступил диковинную птицу за бесценок; получилось очень кстати, вместо свадебного подарка. Клетка обошлась дороже самого попугая. Но теперь, когда она опустела, действительно лучше убрать ее совсем.
— Завтра же я сниму клетку, — заявляет Анри, — не знаю только, куда мы ее денем.
— Давай пока спрячем. Мало ли что бывает. А вдруг опять пригодится, — отвечает Полетта.
Они только что легли. Ночь выдалась славная, тихая, яркий, чистый свет луны льется в щели ставен. Анри и Полетта лежат рядышком, держась за руки, словно дети.
— Знаешь, Анри, это теперь для меня самые лучшие часы.
Анри сжимает пальцы Полетты и поворачивается к ней. Другой рукой он нежно гладит ей плечо, шею.
— Полетта!
Он целует ее в уголок рта, потом укладывается поудобнее, прижавшись лбом к ее щеке.
— Ты устала? Голова у тебя не болит?
— Нет, ничего.
Совсем рядом слышится ровное дыхание ребятишек.
— Ну, как его ручка, лучше?
— По-моему, подживает, но уж очень сильный ожог. Не знаю, хорошо ли мы сделали, что прикладывали пикриновую кислоту, как ты думаешь? Правда, ничего другого не оказалось, а боюсь, как бы от кислоты не стало хуже.
— Какое несчастье, что им приходится сидеть одним. Я уверен, что при тебе ничего бы не случилось.
Полетта чуть было не ответила: «А на что бы мы стали жить, если бы я не зарабатывала?», но во-время удержалась. Она отлично знает, о чем думает Анри и о чем он никогда не говорит вслух: уже не первую неделю вся семья живет только на ее заработок. А для мужчины это очень нелегко. Когда за день столько накипает на сердце, любить, жалеть как раз и означает не касаться, не трогать всех этих ужасных вопросов. Нельзя говорить все, что думаешь, а то невольно заденешь близкого человека неосторожным словом. Конечно, без этой проклятой нищеты и всего, чем она чревата, любовь означает совсем другое. Тогда можно сказать любимому все, что приходит в голову, не выбирая слов. Тогда делишься всем без утайки. И не нужно замыкать свое сердце, гнать прочь мучительные мысли. Но Анри сейчас думает о своем.