— Мы спасём тебя!
— Как ты это сделаешь Макс? Вас же убьют? — вдруг переменилась в лице девушка.
— За нас не переживай! Главное чтобы хоть один из нас живым вернулся в квартиру и тем самым закрыл портал!
Я сейчас притворюсь раненным, Альберт подходит и хоронится у дверного проёма, а ты зовёшь охрану! — Максим пояснил план девушке. — Выведем тебя вместо тех двоих, а дальше будем полагаться только на коробку передач и педаль газа автомобиля!
Вдруг, неожиданно для ребят, снаружи завыла сирена. Послышались клич советских солдат и пение гильз ППШ. В барокамеру вошёл оберфюррер, чьё лицо уже врезалось в память друзей. Когда он вышел, Макс дал поручение другу действовать примерно по тому же плану, но уже без него. Времени на споры не было. Все трое вышли из газовой барокамеры и рассредоточились по сторонам.
Держа девушку крепко за руку, друзья уходили в сторону Форда. Всюду паника. Выстрелы. Взрывы. Крики. Окружённый резкой сменой обстановки, Макс стоял оглушённый непривычным обстрелом. «Штурм. Как это я сразу не догадался. Русские солдаты напирают, а фашистов становится всё меньше» — подумал Максим. Чья-то рука схватила за рукав и потащила куда-то в сторону. За стеной одного из бараков парня привели в чувство сильными хлопками ладони по щекам. Рядом вновь оказался оберфюррер.
Придя в чувство, руки Максима зацепили МР-38. Напарнику приказал куда-нибудь спрятаться, поднял ствол автомата, перезарядил и надавил на курок, уничтожая фашизм. Немцы отступали, погнав большую массу пленных в смертельный забег. Некоторым из них ещё предстояло сжечь оставшихся в живых пленников и уничтожить барокамеры, которые создавались около двух лет. Оберфюррер услышал приказ и тут же принялся его выполнять. Он побежал в сторону одной из вышек.
Максу понравилось направление его мыслей, направившись к противоположным вышкам. Парень вцепился руками в деревянную лестницу, поставил правую ногу на нижнюю перекладину и полез вверх. Из ножен достал короткий нож и напал на фашиста. Лезвие ножа врезалось ему в самый низ позвоночника. Тот всхлипнул, попытался вывернуться и ударить солдата, куда кулак Бог пошлёт, но не попал в увернувшегося противника и зашатался на краю лестницы. Толчком левой ноги Макс послал врага вниз. Мимолётный крик, шлепок о землю и тишина. Больше никто не нападёт со спины, но зарекаться не стоит.
Погибший только что воин тьмы перед полётом случайно обронил снайперскую винтовку. Макс подобрал её, прицелился и стал часто нажимать на курок, выискивая цели в серой форме. В скором времени среди немцев начался хаос. Время от времени то русские, то немцы попадали по вышке, на которой стоял Максим — только что-то невидимое просвистело возле левого уха, а что-то врезалось в правое плечо. Какая-то жидкость начала стекать по правому боку. Она, бордового цвета, просочилась через китель. Русская пехота заполонила весь лагерь. На нейтральную территорию входили танки. Третий танк в пятом ряду отъехал от остальных и повернул своё дуло в сторону вышки Максима. Ловя особенный момент, парень повесил винтовку на левое плечо и начал слазить. Где-то трахнуло дуло танка, из которого ядро уже летело поцелуем смерти. Одна из опор разломилась и ухнула вниз. Макс заторопился спускаться по лестнице, но было уже поздно. Несколькими секундами позже, затрещав досками, вышка вместе с солдатом упала на один из бараков. Макс влетел в уже проломленную крышу, словно футбольный мяч в ворота. "Носом пропахал" деревянный пол чердака. В голове шум и тьма — контузия. На улице продолжался бой, но почти везде слышались голоса русских солдат. Последнее, что Макс услышал — «За родину! За Сталина».
Вот и всё! Я принёс себя в жертву и этим поставил точку моим приключениям! В этот печальный конец истории я больше переживаю за ребят! Надеюсь, они добрались до Кракова! Маринка откормится! Альберт вернётся к деревянным мечам! Оба со временем забудут своего спасителя! Плечо! Как же оно жжёт?! Смерть коснулась меня своей костлявой рукой и теперь забирает в свой подземный мир! Прощай мой ласковый клён и далёкий от этого мира дом! Мне вас всех будет так не хватать! Теперь родители хлебнут горьких слёз, узнав о гибели второго сына! Тётка не попьёт со мной прохладного хмельного пенистого пива на мой День рождения! Мне больше не придётся целовать девчонок и петь им о безответной любви под гитару! Мне больше не пожмут руки незнакомцы в уважение! Самое страшное, что никто не придёт к тебе на могилу и не поставит букетов хризантем потому, что ты не рождён ни в том мире, ни в этом! Но я не перестаю думать о выздоровлении!
* * * *
Что-то идёт не так, но что, никак не могу понять?! — задумался группенфюррер. — Если только всё дело в этих странных ребятах! А что в них странного?! Ну, во-первых, как им вдвоём удалось сбежать от целой армии русских?! Это просто не реально! Реальнее подумать, что они одни из русских, переодевшихся в нашу форму! Так! Ну, по-немецки они говорят — да в каждой стране ему учат! Во-вторых, не думаю я, что потомкам на память тайну стратегического субъекта они рассказ мой выслушали, а своим доложиться хотят! Ох, голова моя бедовая, что ж я натворил-то! Найти и уничтожить!
— Радист!
— Да, группенфюррер?! — из-за двери выглянуло лицо не выспавшегося радиста.
— Всю войну проспишь! Ну-ка, соедини меня с линией два! Хочу связаться с Биркенау! — огрызнулся группенфюррер.
— Слушаюсь!
— Алло, оберфюррер! — как только радиолинию перевели на Биркенау, заговорил Эрик. — Как так у нас с допросом подозреваемого? Его кто-нибудь проводит? Что? Как сбежали? Как это у вас и без меня дел не в поворот!?Какие вашу мать русские на вас напали!?Так слушай мой приказ, чтоб сию секунду собрал себе группу и отправился в погоню? Выполняйте приказ! — группенфюррер с силой бросил трубку телефона и облокотился на подоконник. — Это конец моей карьере! Нет! Это конец всему! Если русские уже в Биркенау, то завтра они придут сюда!
* * * *
Грузовик нёсся по польским дорогам кровавого века. Левое колесо то и дело спотыкалось на рытвинах. Пыль летела всё дальше по сторонам из-под низа автомобиля. Со стороны кабины доносились знакомые голоса. Голова изнывала от жуткой и невыносимой боли. Ключицу обжигает такой же мучительной болью, будто это место обожгло палящим факелом. Макс попробовал приподняться, но плечо свело так, что не хватило сил подняться на локти. Пришлось вновь прилечь на холодный деревянный пол автомобильного прицепа. Вдруг откуда ни возьмись, с заднего фона послышались звуки догоняющего мотоцикла и несколько неразборчивых криков. Макс стал кричать спасителям, подавая сигналы тревоги. Сам же с силой воли вновь попытался подняться на колени. Удалось. Макс взял рядом лежащий автомат, одним глазом прицелился, а другой закрыл вовсе. Голоса из кабины начали гомонить ещё больше.
— Газуй! Да не ласкай ты эту педаль! Альберт! Дай я пересяду!?
— Молчи, Мариночка! Не отвлекай меня от процесса!
— Ты чё!? Не видишь, что за нами немцы мчатся! Они нас грохнуть хотят, а ты тут как беременная телуха тащишься!? — взорвалась девушка.
— Блин, хватит меня попрекать тем, что вожу хуже тебя! Мне б косуху носить, да меч со щитом по арене, а не эту ржавчину водить!
— Ой, ты знаешь, плохому танцору одно место мешает! Дай я лучше поведу, а ты будешь отстреливаться — иначе мы так и до Кракова от них не отобьемся!
— Ну, хорошо. Лови фашист гранату! — Альберт поменялся местами с девушкой и когда первый мотоцикл подъехал ближе к кабине, друг вырвал чеку из гранаты и выбросил её из окошка. Примерно через семь секунд прозвучал взрыв возле люльки, в которой сидел до недавнего момента фриц со шмайстером МР-41. Втулку мотоцикла развернуло. Люльку вместе с мотоциклом и его экипажем взмыло вверх от взрыва.
— Так держать, братишка!
— Какого рожна им от нас надо!?
— Не знаю, но догадываюсь! Когда мы последний раз были в штабе, Макс, кажется, забыл документы, где он лжеоберфюррер! Скорее всего, им доложили, что настоящий оберфюррер был убит лазутчиками, то есть нами, у польского фермера!