Держался он уверенно, был подтянутый, с военной выправкой. Гражданский пиджачишко совсем не шел ему.
— Извините… — Александра Мефодьевна не знала, как назвать его: Блохин, товарищ Блохин или пан Блохин? Поэтому решила никак не называть. — Извините, но я хотела только договориться насчет того, чтобы Гриша пересидел здесь до поезда. А больше я ничего не знаю.
— Это не беда. Пусть подойдет кто-то из его товарищей, и мы гут все подготовим.
— Хорошо. Хорошо. Я пойду. До свидания… — заторопилась она.
Марфа Давыдовна провела ее до крыльца и, заглянув в глаза, сказала:
— Передайте вот что: Марфа Давыдовна ручается за этого человека. Ему можно доверять. Ясно?
Через несколько дней Петро Довгань, Петро Волынец и Игорь Коцюбинский направились в Калиновку, чтобы разведать обстановку. Шли втроем, чтобы там можно было соблюсти все предосторожности.
Не успели дойти до края села совсем немного, когда навстречу им вышли трое в форме — два немца и полицай. Узнали в третьем Чумака. Это было особенно некстати. Петро Довгань сунул руку за пазуху, где лежал парабеллум, и поставил его на боевой взвод.
Когда поравнялись, немцы сняли с плеч винтовки, поставили их прикладами на землю и один вяло сказал:
— Хальт!.. Документ…
Хлопцы вытащили аусвайсы, а Игорь полицейское удостоверение. Петро Довгань сверлил глазами Чумака, но тот, повернувшись к нему боком, сказал немцу:
— Пан жандарм, эти все трое товарищи Милентия Кульчицкого и Гуменчука Григория, которого ищут. Одна компания.
Из всего этого немец понял только слово «товарищи». Тыча пальцем то в Довганя, то в Волынца, он спросил, растягивая это слово:
— То-ва-ри-щи? Кам-ра-де?
— Да, да! — широко улыбаясь, сказал Волынец по-немецки. — Мы с ним камрады. И я, и вот Игорь, он в полиции служит, и Петя. Все мы когда-то с вашим коллегой, — Волынец кивнул в сторону Чумака, — учились в одном классе. Мы его товарищи.
Все это Волынец говорил по-немецки, быстро, не задумываясь, со смешком. Немцы смотрели на полицая. Тот не возражал, потому что ничего не понимал. Он даже разинул рот от напряжения, пытаясь вникнуть в смысл слов Петра.
Немцев же такие сентиментальные воспоминания совсем не интересовали. Один из них нетерпеливым жестом остановил Волынца и, повернувшись, зашагал дальше. Полицай и второй жандарм пошли за ним следом. Чумак ничего не мог понять, но и дальше объяснять что-либо немцам не решался. Могли дать по зубам, чтобы не был навязчивым.
Когда хлопцы пришли в Калиновку, Игорь направился в свою железнодорожную полицию, в казарму, чтобы узнать, спокойно ли вокруг. В любом случае его пропуск и форма полицая могли пригодиться. Волынец остался караулить возле дома. Порог переступил только Довгань.
Но дома, кроме Мити — младшего сына учительницы, никого не оказалось.
— Вы посидите трошки, а я сейчас позову дядю Григория.
Митя надел пеструю кепочку и выбежал из дому. Петро тоже вышел на крылечко, стал в тени под вишней и, подождав, пока подойдет Волынец, сказал:
— Последи, сколько их будет идти. Блохина нет. Митя побежал за ним.
Вернувшись в дом, Довгань сел у окна. Вскоре пришел и Блохин. Вошел, улыбнулся, протянул руку.
— Блохин.
— Петро… Довгань.
— Это что, фамилия или кличка?
— Я ж у вас не спрашиваю…
— Ну хорошо. На чем погорел ваш товарищ?
— Хотел украсть велосипед… Пацан еще. Покататься захотелось.
— Угу… — Блохин испытующе посмотрел на Петра, — а вы кем ему доводитесь? Родственник?
— Мы в Павловке все родственники.
— Значит, каждый вам дядя… и каждая тетя…
— Нет. Зачем же так. Никто он мне, — ответил Довгань.
Каждый хотел взять инициативу в разговоре.
— И много у Гриши — так, кажется, зовут этого парня — родственников вроде вас?
— Да есть немного.
— Голыми кулаками из камня высекаете искру? Кто же еще, кроме вас?
Петро встал.
— Бувайте здоровеньки! Если мое не в лад, то я со своим назад. На допрос мне можно и в управу попасть. Мы многого не просили — посадить товарища в поезд. Да и просили не вас, а Марфу Давыдовну. Вы же тут допрос учинили.
— Ну извини, — спохватился Блохин, — не горячись. Я ведь старше. Вот и хотел о вас побольше узнать.
— А чего обо мне узнавать? Я тут родился. Меня тут каждая собака знает. А вот кто вы, как в этот теплый угол попали — мне неизвестно. Чужой человек да еще такой любопытный. В наше время это опасно.
— Хорошо, хорошо! Садись. Расскажу о себе. Итак, Григорий Блохин. Солдат. Попал в окружение. Марфа Давыдовна, добрая душа, приютила меня.