— Леселидзе только что доложил, — откликнулся Петров, — что противник уже начал проводить сильные контратаки. Но похоже, что в наступление перешли только передовые полки. Если это так, то немецкое командование ввело в бой тоже две дивизии и одновременно с нами. Что ж, будем бить.
Он тут же отдал приказ командующему 4-й воздушной армией направить все силы штурмовой и бомбардировочной авиации для нанесения ударов по выдвигающимся колоннам противника, не допуская их подхода к городу и развертывания для ввода в бой.
Вскоре через захваченных пленных было установлено, что с утра этого же дня противник действительно ввел в бой 125-ю и часть сил 101-й пехотной дивизии. Гитлеровское командование понимало, что потеря Новороссийска поставит оборону армии на Голубой линии в крайне тяжелое положение, сорвет эвакуацию армии в Крым, и поэтому прилагало все усилия, чтобы удержать здесь оборону. И вот две ударные группировки сторон, сойдясь лицом к лицу, стремились опрокинуть друг друга. Тут, как говорится, нашла коса на камень. Борьба завязалась жестокая и кровопролитная.
В это время я с разрешения командующего прибыл на НП, чтобы увидеть ход развернувшегося боя, и доложил ему, что подхода новых, более глубоких резервов в направлении Новороссийска не обнаружено. Созданы условия для ввода в дело всех сил 56-й армии.
— Значит, немецкое командование бросило в бой за город последний свой крупный резерв, — сказал Петров. — Но немецкие дивизии по своей численности в полтора раза больше наших. Это серьезная сила. Их надо бить днем и ночью. Решающее слово тут за артиллерией и авиацией. Артиллерия работает на пределе. Но в городе, в горах и ущельях артиллеристам далеко не все удается увидеть. Летчики же и увидеть могут больше, и бить им с неба сподручнее. Поэтому вся авиация 4-й армии и Черноморского флота должна продолжать наносить удары по врагу в районе Новороссийска. — Он взял трубку ВЧ и отдал приказ командарму-56 А. А. Гречко с утра 14 сентября перейти в решительное наступление всеми силами армии.
А в этот день, 13 сентября, решающее слово сказала 4-я воздушная армия. Она уничтожила подходившие резервы врага.
318-я и 55-я гвардейская стрелковые дивизии завершили разгром гитлеровцев, сопротивлявшихся западнее заводов «Пролетарий» и «Красный двигатель». А морские пехотинцы Ботылева и Райкунова с исключительным упорством продолжали четвертые сутки драться в окружении. Сколько раз им пришлось отражать атаки, вступать в единоборство с танками, надвигавшимися прямо на них!
Командование Черноморского флота и Военный совет 18-й армии по радио передали приветствие воинам батальона Ботылева: «Гордимся вашей воинской доблестью, героизмом, отвагой и стойкостью».
С особым упорством и мужеством отражали сильные удары немцев и воины 255-й бригады морской пехоты.
В ходе жестоких боев гитлеровцы на земле и в воздухе несли большие потери. Но редели и наши части. В этих боях погиб командир 1339-го стрелкового полка 318-й дивизии подполковник С. Н. Каданчик. Как потом рассказывали, он поднялся на колокольню, чтобы лучше наблюдать за полем боя, и был убит прямым попаданием вражеского снаряда. Сергею Николаевичу Каданчику было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. А днем раньше был тяжело ранен командир этой дивизии полковник В. А. Вруцкий. Это были героические командиры! Вруцкий прошел через огненные котлы Одессы и Севастополя и оставался в строю. Каданчик тоже не раз горел на земле новороссийской, тонул в море и всегда раньше побеждал смерть…
Завершался день 13 сентября. В течение его оборона врага все еще не была прорвана полностью. Но наши войска на всем 16-километровом фронте вклинились в нее на глубину до 3–4 километров. Гитлеровцы потеряли главные позиции и израсходовали резервы. Можно было безошибочно определить, что их сопротивление перед восточной группой все заметнее ослабевает. Несколько труднее шло наступление с плацдарма Мысхако. И хотя борьба за город, за полный прорыв Голубой линии потребует еще немало усилий, но видно было, что перелом наступил.