«Боевые действия 16–17 сентября показали, что войска армий наступают с равномерным распределением сил по всему фронту в нарезанных полосах и фактически только выталкивают врага. В целях упреждения противника на путях отхода, с последующим пленением его живой силы и захватом техники, надлежит создавать ударные кулаки на основных направлениях, пробивать оборону, врезаться глубже в тыл, отрезая ему пути отхода и уничтожая его»[68].
Высылаемая нами авиаразведка в эти дни установила организованное отступление врага к проливу и эвакуацию в Крым. Это обстоятельство побудило командующего фронтом 21 сентября издать директиву. «Эвакуация противника идет в нарастающем темпе, — отмечалось в ней. — Совершенно ясно определился план эвакуации, заключающийся в том, чтобы, упорно обороняясь на заранее подготовленных рубежах, последовательно выводить из боевых порядков каждой дивизии по одному полку, а по мере сокращения фронта — выводить целые дивизии.
Задача войск — сосредоточенными и стремительными ударами на основных направлениях армий сломить сопротивление врага, нанести ему поражение, проникать в тыл, окружать и уничтожать его живую силу, захватывать технику и выходить к Керченскому проливу, срывая эвакуацию противника в Крым.
Главная и основная задача военно-воздушных сил фронта — сосредоточенными ударами бомбардировочной и штурмовой авиации, работая с предельным напряжением, разрушать порты, уничтожать живую силу и технику на дорогах, переправах и в местах скопления»[69].
Одновременно командующим Черноморским флотом и 18-й армией было приказано 21 сентября высадить десант с моря в районе Анапы, чтобы перехватить приморскую дорогу и не допустить отхода противника на запад, а командующим 9-й армией и Азовской флотилией высадить два десанта с моря в районе порта Чайкино и станицы Голубицкая для перехвата дорог, идущих на запад, чтобы не допустить отхода темрюкской группировки противника к проливу. А чтобы лишить его возможности отрываться и закрепляться на последующих рубежах, были активизированы ночные действия войск.
Однако продвижение войск все же шло в замедленном темпе. Перед нами был еще сильный, опытный и искусный в тактике враг, который упорно сопротивлялся и умело отходил. Все это серьезно озаботило командующего фронтом, и он утром 24 сентября выехал на НП командующего 56-й армией, чтобы лично пронаблюдать ход боев на решающем направлении. Мне И. Е. Петров велел выехать в 3-й горнострелковый корпус, входивший в состав этой армии и наступавший на левом ее фланге. Корпусом командовал генерал-майор Александр Александрович Лучинский.
Прихватив с собой подполковника П. Ф. Дакса, я выехал на КП корпуса. На тяжелом полугористом и грязном пути нам попадались застрявшие в грязи вражеские пушки, автомашины, тягачи, тут же ящики с боеприпасами, а рядом валялись трупы гитлеровцев. Видно было, что пару дней назад здесь шел горячий бой.
На КП корпуса начальник штаба подполковник И. П. Новиков доложил обстановку на фронте корпуса и соседей. Но мне надо было увидеть генерала А. А. Лучинского. Он находился на НП. В сопровождении офицера штаба корпуса мы выехали туда. Моя встреча с Александром Александровичем была первой. На мой вопрос, какова задача корпуса и как она выполняется, он доложил, что по приказу командарма А. А. Гречко корпус должен выйти на рубеж реки Старая Кубань, а частью сил вместе с частями 18-й армии окружить и уничтожить немецкие войска в районе восточнее Верхне-Баканского. 242-я горнострелковая дивизия полковника В. Б. Лисинова наступает на правом фланге и ведет бой на подступах к Гостагаевской, 83-я горнострелковая дивизия генерал-майора М. И. Колдубова действует левее ее, а еще левее — 20-я горнострелковая дивизия полковника П. И. Морозова. Она имеет задачу прорваться к Верхне-Баканскому и с частями 18-й армии уничтожить здесь противника. Но немцы, занявшие заранее подготовленный рубеж на линии Гостагаевская, Раевская, сдерживают наше продвижение.
— Я сосредоточил максимум артогня для поддержки 242-й дивизии, — заключил А. А. Лучинский.
— А в чем состоит ваше взаимодействие с правым соседом — 16-м стрелковым корпусом генерала Провалова? — спросил я.