Командующий Азовской флотилией контр-адмирал С. Г. Горшков также тяжело переживал за ход операции. Вместе с ним мы заслушали доклад моряков-специалистов о состоянии Азовского моря.
— Шторм уже достигает шести баллов. Это почти на два балла выше, чем на Черном море, — информировали они.
— Уже! — воскликнул Горшков. — Значит, может быть еще сильнее?
— Не исключено и даже вполне вероятно, — ответили синоптики.
Вот об этом-то я и сказал Ивану Ефимовичу. Он подозвал к себе С. Г. Горшкова и спросил, как тот оценивает обстановку сейчас.
Ответ адмирала был краток, но тверд:
— На Азовском море шторм превысил шесть баллов. При таких условиях начинать выходить в море, идти через пролив крупным десантом на наших мелких судах считаю невозможным. Десант будет разбросан, может не высадиться, неизбежны большие потери.
— Стало быть, оптимистические прогнозы товарищей были ошибочными?
— Несомненно, — подтвердил Горшков.
— Да, решение мы приняли торопливое. Норд-ост. С ним не поспоришь. Десант надо высадить на берег, а не на морское дно… Что ж, Сергей Георгиевич, возвращайте десант в исходное положение, — распорядился Иван Ефимович. — Ошибку надо исправлять. Если мы сохраним людей и плавсредства, то задача будет выполнена, хотя и не в эту ночь…
К утру катера и суда возвратились в район Темрюка и расположились в порядке, обеспечивающем им быстрый выход в море. Но, погрузившись думами и чувствами в решение задачи на главном направлении, мы на какое-то время ослабили внимание к эльтигенекому направлению. Знали, что из-за нарушения графика погрузки и посадки войск на суда выход десанта в море задержался, но пока решали, что и как сделать с десантом на главном направлении, командарм 18-й выполнял приказ командующего фронтом. Теперь Петров позвонил Леселидзе.
Константин Николаевич доложил, что десант вышел в море с опозданием на 2 часа и что, по расчетам, передовые отряды через час должны быть на исходном рубеже.
Петров сказал командарму, что погода на Азовском море резко ухудшается, и приказал вышедший на Эльтиген десант немедленно возвратить в исходное положение.
Однако через полчаса Леселидзе позвонил и сказал, что Гладков приказ на возвращение получил, но десантные отряды уже успели войти в пролив. И снова загвоздка. Приказ, значит, оказался запоздалым.
И снова командующий фронтом и все мы в тревожном волнении. Но в эти минуты, примерно в 4.30, послышался очень далекий и глухой гул артиллерийской канонады. Это начала бить по врагу наша артиллерия на крымском берегу у Эльтигена. А минут через 8–10 примерно из того же района докатились серии бомбовых взрывов. Это наша авиация наносила удары по районам западнее Эльтигена, где отмечалось наибольшее сосредоточение артиллерии и живой силы противника. Надо было нанести им потери и прижать к земле в наиболее ответственный период штурма.
— Значит, наши дошли до берега, — сказал Петров и тут же на газике помчался к Тамани. Около шести часов на берегу пролива у Тамани он встретился с командиром 318-й стрелковой дивизии полковником В. Ф. Гладковым.
— Что с десантом? — спросил он его.
— Приказ вернуть корабли получил тогда, когда два полка уже были в море, — доложил Гладков. — Поэтому выполнить его полностью уже было нельзя. Возвратились только командование дивизии и отдельные суда с бойцами. О положении десанта в целом сказать ничего не могу.
Командующий и комдив вместе пошли к маршалу С. К. Тимошенко, который всю ночь провел в районе Тамани. У него был и командарм 18-й К. Н. Леселидзе. И. Е. Петров доложил Семену Константиновичу о принятом решении и о том, что часть десанта вернуть не удалось.
Маршал вслушивался в усилившуюся артиллерийскую канонаду. К этому времени летчицы легких ночных бомбардировщиков полка Бершанской сообщили, что десант высадился на Эльтигене и ведет бой. А майор Д. С. Ковешников, начальник штаба 1339-го стрелкового полка, по радио оттуда передавал: десант отбивает атаки.
— Давайте побольше огня! — просил он.
Иван Ефимович спросил Гладкова об этом офицере.