— Раз так… — протянул папа, — наверно, ему и окклюменция будет по силам. Это защита разума от других таких чтецов. И тебе это не повредит.
— Займемся, — понятливо кивнула я.
— Займись, Томми, и подумай над тем, что это хорошая партия, — усмехнулся вдруг он. — Прямой потомок Слизерина, надо же…
— Так и ты из хорошей семьи.
— А я тебе о чем толкую? Правда, об этом вам еще думать рано, но вот дружить с ним, думаю, небесполезно. Не вздумай рассориться, потом пожалеешь, да будет поздно. И еще… — он начал выбирать трубку, — когда вы подрастете, почти наверняка хоть мимолетно, да влюбитесь в других. Вот это оговорите заранее. Дружба дружбой, но из-за такого случались трагедии. Слово за слово, смертельная обида, дуэли… Словом, ничего хорошего. А нужно было просто вовремя поговорить.
— Я поняла, — протянула я. Даже у камина почему-то было зябко. — Папа, а его ведь летом наверняка снова попытаются запихнуть в приют…
— Да пусть едет с нами на ферму, — усмехнулся отец, прекрасно поняв, на что я намекаю. — Поможет, там еще одни руки лишними не будут. Заодно воздухом подышит, а бабушка Марта его откормит, а то его напросвет видать даже после полугода хогвартской кухни.
— А ты откуда знаешь, какая там кухня?
— От братьев и прочих родственников, — спокойно ответил он, и я окончательно уверилась в мысли о том, что правды он мне не скажет. — Иди к своему приятелю или к маме, мне подумать нужно.
Том, как я и предполагала, сидел, вернее, лежал над книгой.
— Я узнала три вещи, — сказала я, сев рядом. Он поднял голову. — Первая — всё, что ты рассудил насчет истории твоей матери, совершенно верно, только там еще одна деталь есть: она твоего отца поила любовным зельем. А когда он очнулся, то сбежал. Где и как его искать, неизвестно, может, у него вообще уже другая фамилия. Взял, женился, поменял, как мой отец, и ищи ветра в поле.
Том сел и нахмурился.
— Ясно… Ну, быть может, когда-нибудь я на него все-таки наткнусь, — проговорил он. — Мало ли, какие чудеса случаются.
— Вторая — то, что ты именуешь чтением мыслей, назвается страшным словом «легилименция», а есть еще защита мыслей — «окклюменция», и папа настоятельно рекомендовал тебе ею заняться.
Том выразительно приподнял брови.
— Что касается третьего, то оно неразрывно связано со вторым: папа предупредил, что интерес Дамблдора никогда никого не доводил до добра. Подробности выдавать отказался, но и так, по-моему, понятно. И нет, Том, не смотри так… — Я помолчала и все-таки созналась: — Я давно подозреваю, что папа вовсе не сквиб. Но напрямик спросить боюсь. Не знаю, какие скелеты могут выпасть из шкафа. И если даже он скажет правду, и она окажется… неприятной, как мне потом быть?
— Понятно, — протянул Том, посерьезнев. — Интересные дела. Ну что ж, посмотрим, как к моему побегу отнесутся в школе. Сделаем выводы. А уж исходя из них решим, как себя вести. Согласна?
— Конечно. И вот еще: папа рекомендовал поумерить прыть. Твои эксперименты очень уж бросаются в глаза.
Том подумал и кивнул.
— Согласен. Я пока займусь теорией, а заодно тебя подтяну если не до своего уровня, то хоть повыше твоего среднего.
— Сам ты средний! — я треснула его подушкой и гордо удалилась. Потом вернулась и спросила: — На ферму с нами поедешь?
Он удивленно посмотрел на меня.
— Летом мы на ферму перебираемся, бабушке помогать, — пояснила я. — Отец договаривается со сменщиком, чтобы отпустили надолго, мама приезжает в отпуск и на выходные, ну а я все время там.
— А что… можно? — недоверчиво спросил Том.
— Отработаешь, — ядовито улыбнулась я. — Когда никто не видит, можно сено чарами перекидывать. Ты же без палочки умеешь, не отследят.
— Ага, главное, ты такого не пробуй, а то сожжешь весь стог, — фыркнул он. — Впрочем, ты можешь поливать огород. Это у тебя хорошо получается.
— Там речка есть, если тепло, можно купаться, — продолжала я соблазнять. — И лес. Ну и вообще — природа. Ты же сам сказал тогда в поезде, что из Лондона не выбирался. Опять же, папа может порассказать много интересного…
— Если меня не запрут в школе или в приюте на замок, я с удовольствием приму твое предложение, — церемонно ответил Том. Подумал и добавил: — А запрут, так я дверь вынесу и смоюсь. Как ты сказала? Ищи ветра в поле.
— Значит, договорились!
В школе на нас как-то странно косились, а следом с нами пожелал побеседовать почему-то не директор, которому мы, правду говоря, были глубоко безразличны, не наш декан, а вездесущий Дамблдор.
— Дети-дети, — укоризненно проговорил он, поглаживая рыжеватую бороду. — Разве можно так поступать? Том, где твое чувство ответственности?