— Извини, но ты безумен! Честное слово, ты не в своем уме. А я тоже безумец, потому что слушаю тебя, вместо того чтобы вытолкать за дверь. Вытолкать — это в лучшем случае…
— Не сердитесь, господин полковник, но если вы считаете, что я подстрекатель, отдайте меня под суд военного трибунала.
— Дело не в том, что ты подстрекатель, я так не считаю. Просто ты очень неосторожен. Понимаешь? Я лично, из определенных соображений, ради доброго отношения к тебе, о котором ты знаешь, сделаю вид, что и не слышал твоих слов. Я не хочу иметь неприятности. Скажи, ты так говоришь только со мной? Ведь даже со мной ты должен сдерживаться!
— А вы всегда сдерживаетесь? — не сдавался Ганя. — Я же вижу, что сегодня вы растерянны… потому что должны послать людей на фронт. Послать их на смерть… А я уверен, что эту бессмысленную войну вы осуждаете… И разве вы можете сохранять самообладание, спокойствие, делать вид, что ничего не слышите, не видите? Реальность, жестокая реальность не даст вам пройти мимо! Людям все надоело, господин полковник. И в тылу, и на фронте. Особенно на фронте… Они теперь больше понимают, смотрят глубже. Обратите внимание — люди по собственному желанию, а не по приказу своих командиров бросают оружие и бегут… Вам известны приказы штаба корпуса о дезертирах? Наши «братья по оружию», гитлеровцы, посылают нас на передовую, чтобы мы ценой жизни создавали им условия для «планомерного» отступления.
Предойю отвернулся от Гани и, молча затягиваясь сигаретой, уставился в окно. Он думал, искал ответы на мучившие его вопросы. Конечно, Ганя прав, аргументы его неопровержимы, страна идет к гибели, это понимают все. Но парень ведет себя слишком смело, не следит за своими словами, несдержан и в любой момент может допустить оплошность. Разве он, как командир, должен терпеть такое поведение подчиненного, разделять такие взгляды и, более того, следовать им в жизни? Приказы относительно подрывных элементов армии были абсолютно недвусмысленны. Нет, он постарается подавить в себе всякую сентиментальность. И полковник, словно не было у них только что важного и тревожного разговора, спокойно ответил:
— Оставим пока в стороне вопросы, которые нас не касаются. — Он размеренным шагом вышел на середину комнаты. — Скажи, как, по-твоему, следует поступить, чтобы выполнить указание командования?
— Вы имеете в виду телефонограмму? А что по этому поводу думаете вы сами?
— Надо послать хотя бы две роты, — неуверенно ответил полковник.
— И где же вы их наберете? — спросил Ганя.
— Возьмем у вас, перетряхнем новобранцев…
— Господин полковник, простите, но я не могу с вами согласиться, — Ганя старался говорить как можно убедительнее. — Из моей роты не следует отдавать ни одного человека. И из батальонов новобранцев тоже брать нежелательно.
— Потому что люди еще не обучены?
— Это только одна из причин…
— А другая?
— То, что годилось вчера, уже не подходит сегодня, господин полковник, — уклонился от прямого ответа Ганя. — Я говорю о положении в стране. Вы видите, как оборачиваются события, как стремительно они развиваются… Даже из приказов, которые получаем мы, видно, что люди под руководством коммунистов организуются, вооружаются, готовятся к борьбе…
— Ты думаешь, скоро произойдет государственный переворот? — оглянувшись, шепотом спросил Предойю.
— Не знаю! — пожал плечами Ганя. — Мои предположения интуитивны, я просто анализирую обстановку, как любой человек, который хочет сегодня предугадать то, что случится завтра…
— Весьма рискованные предположения! Ты заходишь слишком далеко… — заметил Предойю.
— Вы абсолютно правы, — согласился Ганя. — Да, это только предположения, и к тому же рискованные… Но есть и бесспорные факты.
— А именно?
— Вы ведь читаете те же информационные сводки, что и я. Видите, что на фронт идут снаряды с неисправными взрывателями, недоброкачественный бензин, в результате чего выходят из строя танки и автомашины, на железнодорожном транспорте авария следует за аварией, сотни ящиков с боеприпасами и винтовками пропадают со складов и в пути… А отчаянные циркуляры полиции и военного гарнизона, где скупо, но прямо говорится о саботаже, где призывают к бдительности и крайней осторожности? Вы знаете, что только здесь, в этом городе, партизаны взорвали два немецких поезда… Не говоря уж о действиях партизан в районах Молдовы, Валя Праховей, Баната…
— Зачем ты мне все это говоришь? — в недоумении пожал плечами полковник.