— Затем, что в такой опасный период мы не можем оставить гарнизон без солдат.
— У нас есть два батальона новобранцев, они стоят в нескольких километрах от города, — спокойно возразил Предойю. — Эти батальоны останутся на месте, чтобы гарнизон был обеспечен солдатами в соответствии с приказом штаба корпуса. А на фронт пошлем обученных, старый состав… Поэтому я и говорил, что людей надо взять только из твоей роты…
— А в моей роте только новобранцы, так что же, будем уповать на детей, которые только что научились обращаться с оружием? Таким решением мы нарушим приказ штаба корпуса об обеспечении боеспособности гарнизона.
— Остальные стары, Ганя. Они не годятся…
— Стары, господин полковник, вы правы, стары, посмотрите во двор, они еле-еле поднимают ведро с водой. Но у них есть фронтовой опыт, они знают, что такое по команде открыть огонь, совершить маневр на местности, как действовать в обороне, в атаке, в окружении. И здесь, в гарнизоне, мы можем положиться на них, мало ли что случится…
— Тогда давай сформируем две роты из новобранцев, — предложил полковник.
— Простите, но я и с этим не согласен, — запальчиво возразил Ганя. — Я вам уже докладывал. Разве вы сможете подписать смертный приговор двум сотням необученных молодых солдат, которые даже не научились укрываться от пуль? Они виноваты лишь в том, что из-за войны им раньше времени подошел призывной срок, они надели военную форму и вынуждены теперь исполнять, еще раз извините, бессмысленные приказы… Неужели вы так бессердечны? Я уважаю и ценю вас, господин полковник… Я простой учитель латыни, мобилизованный, у меня самый маленький в армии офицерский чин… Но для меня главное в человеке не чины, а душевные качества…
— Что же мне делать, на что решиться? — совсем растерялся Предойю и быстрым движением затушил сигарету в пепельнице. — Взять новобранцев — плохо, старых — тоже. Что же остается? Разве ты не видишь, сколь категорична телефонограмма?
— Доложите в корпус, что у нас нет возможностей, — высказал свое суждение Ганя. — Кто может, тот пусть и посылает. Ведь необходимо выполнить и другой их приказ: обеспечить безопасность гарнизона в эти бурные и тревожные времена… Почему они издают такие противоречивые приказы? Что у нас тут — бездонная бочка? Сокращение численности тоже имеет свои пределы. Пусть немного протрезвеют и вышестоящие начальники, пусть не выполняют больше приказы господина маршала так… слепо.
Полковник Предойю не знал, как поступить, голова у него шла кругом. «Всю свою жизнь кадрового офицера, — думал он, — я только и знал, что соблюдал дисциплину, исполнял «без ропота и сомнений» вышестоящие приказы, приказы, которые мне всегда казались правильными, которые не подлежали обсуждению. А теперь я ничего не понимаю! Или я совсем свихнулся, или, как сказал этот Ганя, тем, наверху, пора, черт побери, протрезветь! Он совершенно прав: то они требуют, чтобы мы обеспечили гарнизон солдатами, то шлют телеграммы с просьбой прислать новые пополнения. И верно, что мы им, бездонная бочка?! Прав этот парень! Но разве я могу ему об этом сказать? Разве могу обсуждать с ним приказы вышестоящих командиров? Что тогда будет с дисциплиной, железной дисциплиной, основой основ солдатской жизни?»
Размышляя так, он обошел стол, сел и несколько минут молчал. Потом поднял глаза на младшего лейтенанта и сказал:
— Хорошо, Ганя, спасибо за совет. До обеда у меня еще есть время подумать.
— Конечно… вам решать. Я свободен?
— Можешь идти, — разрешил полковник. — Не забудь только составить план обороны казармы, как я говорил тебе вчера вечером. Сделай и чертеж.
— Нет кальки, господин полковник.
— Ну ее к черту, сделай на обыкновенной бумаге, только сделай, — заключил Предойю. — Чтобы то и другое я получил до обеда.
— Понял.
— Да, вот еще что! Как там идет следствие? Ну… по делу старого солдата, у которого отняли винтовку?
— Он сейчас в роте. В полиции его допросили, но задерживать не стали.
— Взыщи с него за винтовку. Так потребовал Грэдинару, и я думаю, это правильно…
— А нельзя ее просто списать? Мы столько винтовок потеряли на фронте, одной меньше, одной больше, какая разница? Человек не просто потерял оружие, это оружие украли, мое мнение такое…
— Хорошо, посмотрим… Может, ты и прав.
Через несколько минут Ганя вошел в канцелярию роты. Склонившись над столом, капрал Динку неумело чертил на листе бумаги план казармы.
— Это хорошо, что ты за него взялся, — сказал младший лейтенант, вешая фуражку на гвоздь. — Кончишь — отдашь мне, я дополню его планом обороны, обозначу огневые точки. До обеда я должен вручить его господину полковнику… Где Грэдинару?