— Какая, какая мера? Демократическая?
— Вот именно.
— Демократия несовместима с армейскими порядками, с духом армии, — категорическим тоном отрезал полковник, — и демократические меры здесь неуместны…
— Несовместима сегодня, а завтра будет очень даже совместима. Вы ведь знаете, tempora mutantur, et nos mutamur in illis[27].
— Ну вот что, Ганя, я сыт по горло твоей латынью. Довольно, черт побери!
— Извините, господин полковник…
— Ты, Ганя, занимаешься политикой, а это запрещено воинским уставом. За-пре-ще-но. Понимаешь? И не надо злоупотреблять тем, что я к тебе хорошо отношусь. Всему есть предел. Я не хочу подвергать себя ненужному риску.
Предойю страшно разволновался и даже рассердился. Ганя понимал, в какой растерянности находится полковник, как мечется в поисках правильного решения, как ему трудно. Ведь он, в сущности, мягкий, сговорчивый и абсолютно порядочный человек. В противном случае разве можно было бы вести с ним такие смелые, открытые разговоры?
Полковник снова подошел к окну, отдернул тяжелую шелковую занавеску и несколько минут молча наблюдал за тем, что происходит во дворе. Потом повернулся к младшему лейтенанту, который из деликатности продолжал стоять у двери, ведь полковник не приглашал его подойти поближе или тем более сесть.
— Вернемся к проблемам, которые непосредственно касаются нас, — сказал полковник, многозначительно упирая на слово «непосредственно». Он старался казаться спокойным и уверенным. — В соответствии с приказом полк поднят по тревоге…
— Да, господин полковник, я вам уже докладывал, роты собрались на учебном плацу.
— Прекрасно. Я тебя прошу, проверь, все ли у них в порядке с амуницией, боеприпасами, есть ли у каждого сухой паек.
— Будет сделано, господин полковник.
— Поскольку ты единственный строевой офицер, не считая, конечно, меня, тебе придется меня заменить на время моего отсутствия. Хочу съездить в Эргевицу и Балотский лес, к новобранцам. А ты тут смотри… чтобы все было в порядке.
— Ясно, господин полковник.
— И еще: из корпуса поступило распоряжение усилить охрану на почте, телеграфе, на основных предприятиях и в учреждениях города, удвоить патрули. Держать под наблюдением немецкие войска.
«Значит, все идет нормально, — подумал Ганя. — Румынские вооруженные силы получили приказ перейти на сторону патриотов».
— Разрешите уточнить, господин полковник, я не совсем понял, что имеется в виду, когда требуют, чтобы мы держали под наблюдением немецкие войска. Как это понять?
— Они нам больше не союзники. Вот и надо за ними наблюдать, чтобы они не застали нас врасплох.
— Если не союзники, то кто же? Может быть, враги? Если враги, так их надо разоружить, пока не поздно, — осторожно гнул свою линию Ганя.
— Господин младший лейтенант, — взорвался Предойю, — вы замучили меня своими бредовыми идеями! Издеваетесь вы надо мной, что ли? Я говорю одно, вы слышите совершенно другое! Я отдаю приказ, вы его перетолковываете по-своему!..
— Я просто высказал предположение, господин полковник.
— Никаких предположений! — стукнул по столу полковник. — Начальство отдает достаточно ясные приказы. Они в толковании не нуждаются. Может, кто-то уже получил приказ разоружать немцев. Может быть. Не спорю. Но не мы. Немецкий гарнизон у нас небольшой — пятьдесят человек. Поэтому начальство, видимо, решило, что на рожон они не полезут. Клаузинг не дурак, понимает, что сложилась совершенно новая обстановка. А ты все со своими гипотезами…
— Не сердитесь, господин полковник, как бы там ни было, приказ держать немцев под непрерывным наблюдением имеет более глубокий смысл.
— Может, и имеет. Но мы-то не должны обсуждать приказ. Ясно тебе? Его надо вы-пол-нять, а не обсуждать.
— Но разве мы лишены всякой инициативы? Ведь события так неожиданны, а их развитие непредсказуемо…
— Инициативы?! — изумился полковник. — При чем тут инициатива?
— Да все при том же: надо разоружить немцев и доложить начальству, что мы их разоружили. Не будут же наши начальники возражать.
— Ты совсем спятил?! — Предойю был в ярости. — Я тебе внушаю, что мы не можем отклоняться от приказа, а ты все свое!.. Какая-то навязчивая идея, ничем тебя не прошибешь…
— Господин полковник…
— Все. Точка. Разговор окончен, — оборвал его Предойю. — И чтобы ты знал, я согласовал этот вопрос с полковником Жирэску. Мы с ним виделись полчаса назад. Он тоже против стычек с немцами, ненужных жертв, особенно когда никто от нас этого не требует.