— Ну зачем ты так, Дана? — Ана взяла ее за руку, пытаясь успокоить. — Что с тобой, моя девочка?
— Оставь, мама, не надо меня уговаривать. Я уже взрослая, и у меня взрослые проблемы, может быть, не всегда тебе понятные. Ты знаешь, я не взбалмошная и люблю своего отца, ценю, даже горжусь им, но есть что-то, чего я в нем не понимаю, не принимаю, что возмущает меня до глубины души. Как он поступил тогда с Михаем? Фактически выгнал из дому. Михая, родного сына, которого мы все так долго ждали! Чудовищно! Счастье, что нашлись хорошие, порядочные люди, которые приютили его, укрыли, спасли от верной смерти. У них слово не расходится с делом, как у тебя, папа. Ты ведь учил нас относиться к людям независимо от их социального положения. А что теперь? Осуждаешь меня за дружбу с бездомным мальчиком?
— Да, осуждаю. Ты получила не такое, как он, воспитание. Я учил тебя иным правилам поведения. Но, я вижу, они тебя не устраивают, ты от меня отдалилась, отвергла мои принципы.
— Ничего подобного! Нисколько я от тебя не отдалилась и защищаю сейчас твои, именно твои принципы. Просто мне обидно, что ты сам их нарушаешь. Ты учил меня и Михая любить правду, любить людей, ненавидеть ложь, несправедливость, быть честными… И вы с мамой действительно любите людей. Так как же ты можешь осуждать Максима за то, что он получил иное воспитание, чем я? Мне повезло, я росла в доме просвещенного интеллигента. Но разве Максим виноват в том, что он сирота? И разве он не заслуживает величайшего уважения за то, что рисковал жизнью ради счастливого будущего других?!
— О чем ты говоришь? Какое счастливое будущее?
— Дана совершенно права, — вступился за сестру Михай и ободряюще поглядел на Максима. — В чем-то, отец, тебя можно понять. Но ты должен более терпимо относиться к некоторым нашим поступкам, в сущности вполне естественным и понятным. Дана хочет, чтобы мы ее выслушали, ей надо сказать нам что-то очень важное. Так не будем же ее перебивать.
— Но почему это надо делать ночью? Что за срочность? Разве нельзя подождать до утра и тогда уж выяснить, что я должен и чего не должен делать?
— Не сердись, папа, я погорячилась. Но мне стало очень обидно за Максима. И говорить я собиралась не о тебе, а о нем.
Максим вдруг встал и шагнул к двери.
— Куда ты, куда? — кинулась за ним Дана.
— Я не хочу вас беспокоить, — тихим, срывающимся голосом ответил мальчик, не поднимая головы.
— Останься, Максим, не уходи. Все уладится, все будет хорошо. — Она оттащила Максима от двери, и он покорно опустился на стул и замер, безучастный и одинокий.
Дана помолчала, как бы собираясь с мыслями, обвела всех взглядом и заговорила торжественно и очень проникновенно:
— Дорогие мои, только теперь я могу вам сказать, что состою в молодежной организации, я член Союза коммунистической молодежи, как и Максим. Мы входим в состав боевого отряда патриотов, потому и получили оружие. Вчера бойцы таких отрядов города были направлены на все предприятия и во все центральные учреждения. Я дежурила на почтамте…
— Боже мой, что я слышу! — воскликнул Влад, и лицо его побелело. — Союз… почтамт… оружие… Но вы же еще дети!..
— У нас в стране существует коммунистическая партия, — невозмутимо продолжала Дана, — партия рабочего класса Румынии. Она действовала в подполье.
— Да, это я знаю, — уже спокойнее заметил Влад, — коммунистов судили на процессе в Крайове, были процессы в связи с забастовками в Бухаресте и Гривице…
— Правильно. На этих процессах судили членов коммунистической партии. Под руководством этой партии был создан Союз коммунистической молодежи, в котором я и состою. Теперь все ясно?
В комнате наступило тягостное молчание. Слышалось только ритмичное тиканье настенных часов, да доносились голоса с улицы, где, несмотря на поздний час, люди громко обменивались новостями.
— И с каких же пор ты состоишь в этой организации? — спросил Влад.
— С весны. До вчерашнего дня мы были в подполье. Теперь коммунистическая партия перешла на легальное положение. Это она руководила и руководит всем антифашистским движением. Форма борьбы с фашистами становится иной, вы ведь знаете, со вчерашнего дня Румыния находится в состоянии войны с Германией и ее союзниками, мы теперь воюем на стороне Советского Союза.