Закончив совещание, Клаузинг отправился домой. Подполковник был доволен. Он действовал четко и оперативно, и будущее сейчас не рисовалось ему таким безнадежно мрачным. Устал он, правда, чертовски, но возбуждение еще не улеглось, и, велев принести бутылку коньяку, он прошел на веранду, сел в плетеное кресло и просидел в одиночестве до утра.
Всю ночь Санду Райку дежурил на телеграфе, а утром, придя домой, стал поспешно готовить корм для уток. Он очень устал, но ему надо было успеть до работы накормить птиц. Стоя на крыльце в майке и парусиновых штанах, он крошил в деревянной миске листья лебеды. Было еще очень рано, солнце только взошло, но день обещал быть жарким.
С улицы доносился голос разносчицы молока, лаяли разбуженные собаки. Через забор было видно, как по двору одиноко бродит Эмилия. Окна в доме учителя были закрыты, все еще, видно, спали или, может, ушли на рассвете в город. Далеко в порту гудел какой-то пароход, словно звал капитана отправиться в дальнее плавание.
Утки сгрудились у ног Санду и отчаянно крякали от нетерпения. Самая смелая принялась клевать его сандалию, дергать за ремешок. Он слегка стукнул ее деревянной ручкой ножа, она отскочила, но потом снова принялась за свое.
— Не галдите, кумушки, готово вам угощение! — Санду вспомнил, как ласково, бывало, разговаривала с ними его мать.
В эту минуту послышался стук калитки. Санду обернулся.
— Отец! — Миска полетела в одну сторону, нож в другую. — Ты вернулся! — Он кинулся навстречу отцу. — Где ты был? Ты вернулся совсем?
Ион Райку изменился мало. Осунулся, оброс щетиной да поседел, вот, пожалуй, и все. Черные как угли глаза по-прежнему светились живо и ласково.
— А как ты? — Райку обнял сына за плечи и повел к дому. — Здоров? Все в порядке?
— Все хорошо. О себе лучше расскажи. Я знаю, ты бежал из тюрьмы, а потом что было? Наверное, есть хочешь? Давай я что-нибудь приготовлю. Знаешь, я наловчился готовить…
— Есть не буду. Спешу я, Санду. Дела в городе…
— На судоверфи?
— Да. И в железнодорожные мастерские нужно еще успеть. Ищем помещение для нашей организации. Да и с товарищами повидаться надо. Кое-кого я, правда, уже видел этой ночью, они патрулировали в городе.
— Это ты руководишь боевыми отрядами?
— Не я, а партия.
— Как я тобой горжусь! Все время о тебе думал, только помочь ничем не мог. Я же не знал, где ты.
— Теперь все позади… Дома порядок? — спросил Райку, поднимаясь по ступенькам.
— Все как было. Вот только стена, что выходит на улицу, треснула при бомбежке. И несколько черепиц слетело. Как дождь, в комнатах течет. Я корыто на чердаке поставил. Собирался побелить стены, валик у приятеля достал, но тут меня в Констанцу отправили… Недели три как вернулся.
Райку прошелся по дому, внимательно ко всему приглядываясь, словно был здесь впервые. Две скромные, бедно обставленные комнатки: железные кровати под домоткаными покрывалами, стол, потускневшее зеркало на стене, деревянный умывальник с жестяным тазом, старомодный потрескавшийся платяной шкаф, полка с книгами, обернутыми в газету, на буфете салфетка. Ее вышивала покойная жена, дожидаясь долгими зимними вечерами, когда он вернется с работы домой. У Райку было такое чувство, будто он отсутствовал не три месяца, а годы. Столько событий произошло за это время! В памяти стерлось представление о том, как выглядели эти комнаты прежде, и теперь он испытывал радость узнавания. Но радость эта померкла, стоило ему вспомнить ту, что делила с ним в этом доме счастье и горе. Она никогда уже больше сюда не вернется, значит, не утихнет в его душе боль утраты. Он ощутил это особенно остро здесь, где все напоминало о жене, глядевшей с фотографии на стене… Нет, он не смеет, он не позволит себе предаваться печали. И Райку поспешно спросил:
— Что нового на судоверфи?
— А что там может быть нового? Все как было. Разве что люди стали другими. Так ведь это естественно, правда? Сегодня ночью раздавали листовки с воззванием партии. Все тебя ждут не дождутся.
— Я тоже с нетерпением жду встречи, — сказал Райку.
— Говорят, ты секретарь городской партийной организации. Это правда?
Вопрос сына застал Райку врасплох.
— Кто это тебе сказал?
— Рабочие.
— Ну, раз рабочие говорят, значит, правда. — Райку улыбнулся, и глаза его лукаво заблестели.
— Знаешь, нам в ячейке говорили: товарищ Молния сообщает, товарищ Молния интересуется, товарищ Молния поручил…