— Да будет вам, господин сержант! Никакой тут драки не было. Так, поразмялись немножко, вот и все, — примирительно сказал кто-то.
— Это все Панделе виноват, господин сержант! Вызвался нам песенку сыграть, а у самого гармошка сломалась! — пошутил другой.
— Да уж теперь не играть ему больше на губной гармошке. Ишь как зубом-то цыкает!
— Разговорчики! — крикнул сержант. — А ну разойдись! Приступайте к работе!
Люди начали неохотно расходиться. Но тут Панделе вцепился в руку сержанта и заверещал:
— Господин унтер-офицер, вы только поглядите, что они со мной сделали! Господин директор приказал мне содрать с баржи эту прокламацию, из-за нее никто не работает. А он набросился на меня, как бешеный, чуть не убил, прокламацию отобрал…
— Прокламацию? Что еще за прокламация такая? А ну давай-ка ее сюда! — решительно подошел сержант к Глигору.
— Господин сержант, он стащил меня на землю и избил до полусмерти. Как я жив остался, ума не приложу. До сих пор ухо гудит, — верещал Панделе, ощупывая свои ссадины.
— Дай сюда прокламацию, кому говорю? — орал сержант на Глигора. — В кутузку захотел, мерзавец? Мигом отправлю!
— Руки коротки! — огрызнулся Глигор. — Думаешь, испугаюсь я твоей винтовки?
— Поговори еще у меня!
— И поговорю. Хватит, откомандовался! Армия теперь с нами. Вам что приказано делать? Действовать заодно с боевыми отрядами патриотов, понял? А ты, дубина, предателей вздумал покрывать!
— Знать ничего не знаю. У меня приказ — навести здесь порядок, остальное не мое дело. Давай прокламацию, живо!
Как раз в эту минуту Райку с сыном подошли к барже. Коротко расспросив о происшедшем, Райку пробился сквозь толпу, взял у Глигора прокламацию, пробежал ее глазами, снова свернул и обратился к сержанту:
— Чего шумишь, сержант?
По толпе словно ток прошел: Ион Райку вернулся! Три месяца пропадал, говорили, то ли в тюрьме он, то ли в полиции. И вот вернулся! Тот же, что и прежде, только взгляд посуровел да виски поседели. «Райку… Райку пришел!» — пронеслось по толпе. «Это который, коммунист, что ли?» — «Он, он самый!» Люди становились на цыпочки, задние вытягивали шеи.
— Привет, Райку! С возвращением тебя!
— Здорово, Ион! Хорошо, что вернулся. Теперь твое время.
Приветствия, радостные восклицания раздавались отовсюду. Райку едва успевал пожимать протянутые со всех сторон руки и счастливо улыбался. Но вдруг, спохватившись, вспомнил про сержанта.
— Так что тут происходит? Чего молчишь, сержант? Или голос потерял?
— С чего бы это? — окрысился тот и злобно хлестнул себя плеткой по голенищу. — Ты что, Иисус Христос, чтобы тебе кланяться? Проваливай!
— Зачем же злиться-то? Никакой я не Иисус Христос, а просто работаю здесь, на судоверфи. И думаю, что имею право спросить тебя, что тебе здесь надо.
Сержант презрительно скривился, не стал ничего объяснять, а только прохрипел:
— Поговори у меня еще! Ишь что вздумал — властям грубить!
— Ты власть у себя в казарме показывай, а нам жандармы со вчерашнего дня не указ.
— Это я-то жандарм? — возмутился сержант.
— А то кто же? Жандарм и есть. Мы, коммунисты, договорились с младшим лейтенантом Ганей, что он пришлет сюда преданных народу солдат. Нам жандармские прихвостни Антонеску не нужны!
— Но-но, потише! Меня сюда не Ганя послал, а командир полка. Есть приказ: установить охрану на всех крупных предприятиях. Два-три человека, понял? Времена нынче беспокойные.
— Это для вас они беспокойные. Для тебя и твоих начальников! — Райку сверкнул глазами. — А для нас, рабочих, самые подходящие времена! Тучи рассеялись, теперь далеко видно! Так что иди-ка ты, приятель, отсюда подобру-поздорову и занимайся своими делами, а в наши не суйся, ясно?
— Ты мне здесь зубы не заговаривай! Наши дела, ваши дела… Умник какой нашелся! Я тут-при исполнении обязанностей. Мне властью поручено…
— Нашивки — это еще не власть.
Сержант побагровел, заорал, дико вращая глазами и брызгая слюной:
— Молчать! Молчать, сволочи! Пораспустили языки, черт бы вас побрал! Ничего, я вам их живо укорочу! — и скомандовал солдатам: — Взять его!
Солдаты переглянулись, нерешительно потоптались, но с места не тронулись.
— Вы что, оглохли, болваны? — взревел сержант и угрожающе взмахнул плеткой. — Рядовой Ницэ Догару! Рядовой Тотэликэ! Выполнять приказ!
Солдаты не двигались.
— Это что же, бунт? Неповиновение командиру? — бесновался сержант. — Да вы знаете, что я с вами сделаю?! Вы у меня под трибунал пойдете!
— Пока что ты сам сейчас пойдешь… — выругался молодой рабочий и решительно взял сержанта за плечо. — А насчет языков потише, смотри, как бы самому не укоротили!