Сержант рывком сбросил с плеча его руку и, повернувшись, поспешно зашагал прочь. За ним, втянув голову в плечи и припадая на ушибленную ногу, заковылял Панделе.
— Не забудь приказать своим солдатам, чтоб стреляли в немцев, болван! — крикнул Райку вдогонку сержанту. — В немцев, а не в рабочих!.. Ишь, руки-то холеные. Небось и не знает, что такое мозоли.
— Это уж точно, — согласился Ницэ Догару. — У него вся родня кулаки. Они над батраками измываются, а он над нами, грешными.
— Тише ты! — толкнул его в бок Тотэликэ. — Услышит, несдобровать тебе.
— Ничего, парень, не дрейфь! Кончилась их власть. Теперь мы покомандуем, которые с молотком да с мотыгой.
Райку вскарабкался на стапель, поднял руку, призывая к тишине:
— Братья рабочие! Минутку внимания!
— Тише, тише! — пронеслось по толпе. — Человек говорить хочет!
Стало так тихо, что слышно было, как плещутся внизу волны Дуная.
— Братья рабочие! — повторил Райку и обвел взглядом толпу. — У меня в руках прокламация, которую этот подонок, этот доносчик хотел порвать. Молодцы, что дали ему по шее, поделом ему!
— И еще дадим, если не уймется, — пообещал Глигор. — Сколько штрафов с меня из-за этой скотины содрали…
— О чем эта листовка, товарищи? Это воззвание коммунистической партии к народу. Всю жизнь мы с вами мучились, жили в нищете и невежестве, над нами издевались, нас обирали и обманывали. Кто это делал? Господа эксплуататоры и их подголоски, такие вот, как Панделе. Наши правители продали Румынию иностранным капиталистам. Явились немцы, завладели, нашей страной, послали народ на бойню. Взгляните на наш город, посмотрите, что от него осталось! Вместо домов — развалины, вместо парка — перепаханный бомбами пустырь! А наши доки?.. А сами мы?.. Ни города не узнать, ни людей!
— Смерть фашизму! — крикнул кто-то, и сотни голосов, подхватив призыв, скандировали его дружно и долго. — Немцы, убирайтесь вон! Долой фашистских прихвостней!
Наконец шум затих. Райку заговорил снова:
— Вы хотите, чтобы немцы убрались домой? Правильно, товарищи! Гнать их надо в три шеи! Слышали утреннюю передачу? Они бомбили Бухарест. Мало нам горя от налетов англо-американской авиации!.. Так нет же, еще и немцы грозят наказать нас за то, что мы разорвали с ними союз. А по-моему, справедливость требует, чтобы мы наказали немецких фашистов и их подручных за все страдания, которые они нам причинили. Коммунистическая партия Румынии мобилизовала на борьбу трудящиеся массы и свергла диктатуру Антонеску. Она обращается к вам, братья рабочие, о призывом взять винтовки в руки и гнать гитлеровцев с нашей земли!
— Вон их из страны!
— Разоружить их надо, вот что!
— Комендатуру занять! Комендатуру!
— Городские власти, — напрягая голос, продолжал Райку, — то есть начальник городской управы и его люди, а главное, начальник гарнизона, скрыли от солдат заявление нового правительства Румынии, в котором оно объявило войну фашистской Германии. Но раз война, стало быть, надо срочно разоружить немецкие войска, которые еще находятся на территории нашей страны. Да только, как видите, никто и не думает беспокоить господина Клаузинга. Он себе спокойно разъезжает по городу! Я только что его видел. Это позор, товарищи!
— Пусть выдадут нам винтовки, мы живо с ним разделаемся!
— Даешь оружие!
— Братья рабочие! — Райку уже почти кричал. — Вчера над румынской землей засияло новое солнце — солнце свободы, справедливости и счастья для всех тех, кто трудится в поте лица. А наши городские власти делают вид, будто ничего не случилось. Я призываю вас, братья, откликнуться на призыв коммунистической партии и защитить справедливость! Очистим город от реакционных и преступных элементов, и в первую очередь от гитлеровцев! Вступайте в боевые патриотические отряды, братья! Беритесь за оружие!
Вперед выступил пожилой солдат:
— Эти гады делали что хотели! Моего сына на фронт погнали, там и гниют теперь его косточки… А немец этот, Класинг, вроде так его зовут, застрелил отца одного нашего солдата, Кирикэ. Чего ж мы ждем, братцы? Пора кончать с немчурой! У меня и штык имеется, и винтовка, я хоть сейчас готов… — Повернувшись к Райку, он добавил: — Молодец, дядя, хорошо сказал. Ты вроде мои мысли читаешь. Голод и нищета там, в деревне, да и тут, в городе, не лучше. Скот у нас угнали, пахать некому, на уборке — старики да бабы, поля заросли, детишки без присмотру. Я уже пятый год шинель не снимаю: то одно, то другое, туда пошлют, сюда пошлют… Хватит, довольно на нас воду возили! — Он стянул с головы пилотку, вытер ею пот с лица, снова надел и вернулся на место.