— Я вас слушаю, господа! — Жирэску величественно поправил свой монокль.
— Мы идти ф Тимишоара… — начал Обст, задрав подбородок и свысока глядя на Жирэску. — Мы не может сдавать оружие, не может. У нас такой приказ нет. — С трудом подыскивая румынские слова, он изложил следующий план: сейчас они вернутся назад, туда, где стоит их колонна, он, подполковник Обст, свяжется по радио со своим командованием, а завтра утром, получив ответ, они снова придут сюда вдвоем и сообщат свое решение. Сложат ли они оружие, сдадутся ли в плен — все станет известно только завтра. Возможно, они сдадут оружие и будут продолжать свой путь уже не как воинская часть, а просто как группа гражданских лиц…
— М-да… — неопределенно протянул Жирэску. Он замолчал и, заложив руки за спину, некоторое время легонько покачивался с каблука на носок. — Ну что ж, может быть, это и есть решение проблемы… Разумеется, временное. Будем надеяться, что все кончится к общему благополучию…
Немцы в сопровождении того же конвоя ушли.
— Такт, прежде всего такт, мой друг. Вот что важно! Теперь у тебя достаточно времени, чтобы принять меры предосторожности. Стяни свои силы в город. А вообще, все будет хорошо, вот увидишь. На рассвете они сложат оружие, и мы избегнем кровопролития…
— Но нам все равно предстоит брать их в плен. Приказ на этот счет совершенно недвусмыслен.
— Опять ты торопишься! — Жирэску отеческим жестом положил руку ему на плечо. — Честное слово, торопишься. Зачем нам эти военнопленные? Сажать их некуда, кормить нечем… И потом… это было бы недостойно нашей воинской чести. Взять противника в плен без единого выстрела? И кого? Наших вчерашних союзников… Что от нас требуется? Чуточку терпения. Капельку снисходительности… Какого черта ты уперся? Я ведь тебя знаю как человека разумного, серьезного!
— При чем тут снисходительность?! У меня приказ, и я его выполню. Мы — военные! Таков закон воинской жизни.
— Но ведь не было приказа об аресте Клаузинга! Почему же ты это допустил?
— Это было в духе основного приказа, в котором такие детали просто не предусматривались.
— А сверхнормальный расход боеприпасов при осаде немецкой комендатуры?
— И это соответствовало духу приказа.
— Если ты ни в чем со мной не согласен, если слушаешь одного Ганю, этого бунтаря, про которого известно, что он снюхался с коммунистами, если он для тебя главный авторитет, спрашивается, зачем же ты обращаешься за советом ко мне?
— Я обязан информировать вас о происходящем. И я уважаю ваш богатый военный опыт.
— Не худо бы тебе уважать и мое мнение.
— Я его уважаю, когда оно не идет вразрез с приказом.
— Ну, поступай как знаешь. Тебя не переубедить, ты упрям как осел! Извини, что я так говорю, но это сущая правда! — И Жирэску вышел, сильно хлопнув дверью.
Когда чуть позже в кабинет вошел младший лейтенант Ганя, полковник уже разговаривал по телефону с командирами батальонов, укомплектованных новобранцами.
— Привести батальоны в состояние боевой готовности! Уточнить все необходимые детали! Но только без лишней нервозности!.. — кричал он в трубку. — Не паникуйте, понятно? Мы просто принимаем меры предосторожности… Повторяю: предос-то-рож-но-сти! Об исполнении доложите. — Он положил трубку, повернулся к младшему лейтенанту: — Поздравляю, ты у нас герой дня! — и протянул ему руку. — Молодец, благодаря тебе удалось отвести от города большую угрозу!
— Вы имеете в виду немецкие мины, которые мы обезвредили?
— Да, именно это.
— Надеюсь, мы обнаружили все, не дай бог, хоть одну пропустили!!. Правда, мы нашли в кабинете Вильке план… Вроде бы все соответствует. Но соблюдали ли они его точно?
— Кстати, о плане… Необходимо срочно составить опись документов, оружия, мебели — всего, что осталось в немецкой комендатуре. Ты слышал новости?
— Про немецкую колонну у ворот города? Слышал, господин полковник. Не успели одних скрутить, а другие уж тут как тут…
— Ко мне приходил начальник колонны, подполковник, и с ним капитан. Просили разрешения пропустить их через город, они вооружены, в колонне есть и боевая техника…
— И что вы им ответили?
— Разумеется, отказал. Но тут подъехал полковник Жирэску и дал им маленькую отсрочку. Решили подождать до утра. А они за это время обещали связаться со своим командованием.
— Зачем?
— А как же? Чтобы сложить оружие и сдаться добровольно в плен, им необходим приказ.