— Молодец, Михай! Не подкачал!
А на сцене тем временем один оратор сменял другого. Рабочий из железнодорожных мастерских, немолодая, в черной косынке, женщина с заплаканными глазами — муж погиб на фронте, потом говорил маляр, с головы до ног перепачканный известью, потом еще кто-то и еще… Все сходились на одном: надо поддержать армию и боевые отряды, заставить немцев сложить оружие.
Разошлись далеко за полночь. Райку нагнал учителя Георгиу, взволнованно пожал ему руку:
— Поздравляю вас, господин учитель! Вы воспитали замечательных детей.
— Благодарю, — неохотно выдавил из себя Влад, застигнутый комплиментом врасплох. — Вообще-то, надо вам сказать, мои дети не во всем и не всегда меня слушались…
— Но поступали как надо, — решительно закончил Ион Райку. — Они шли к правильной цели и могут служить примером для многих.
— Возможно, возможно…
Райку пожал учителю руку, поклонился его жене и заспешил, обогнав их, к центру.
— Что ты об этом думаешь, Ана? — Влад взял жену под руку.
— Ах, лучше бы их хвалили за успехи в учебе, а не за… — Она поперхнулась, закашлялась, утерла выступившие на глазах слезы: — …участие в политике, или как там это называется… У них самих еще незрелый ум, а они уже других учат. Зачем Михай вылез на сцену? И вообще, Влад, мальчик стал просто неузнаваем! Это все его военные злоключения… Хотя бы он попал в институт! Я так за него тревожусь, так тревожусь!
— И я, — вздохнул Георгиу. — Со взрослым сыном больше забот…
Он хотел что-то еще сказать, но не стал: их догнали Дана, Михай и Максим.
Ночью в доме на Главной улице, где временно разместился городской комитет партии, состоялось заседание руководящего состава. Райку сделал короткое сообщение о последних событиях и наметил ближайшие задачи.
— Немцы, стоящие у ворот Северина, — сказал он, — хорошо вооружены и полны отчаянной решимости. У них одна возможность — пробиться через город. Железную дорогу мы перекроем: выведем из строя стрелку у Валя Албэ, пустим немецкий состав на запасный путь и загоним в тупик. С этим ясно. Идти по шоссе — значит пробиваться через город. Тут и должен быть основной заслон. На участке от берега реки до судоверфи и даже немного выше установим три противотанковых орудия. Где именно, решим по совету Гани, важно, чтобы к рассвету они там были! И теперь самое главное — вооружить население. Необходимо решить, до деталей продумать, как мы это сделаем. Осталось несколько часов. Немцы могут начать атаку на рассвете…
Заседали недолго. По-деловому уточнили план, предложенный Райку, распределили обязанности. Оставалось одно — действовать…
40
На рассвете в казарму явились вчерашние немецкие офицеры — подполковник и капитан. Полковника Предойю еще не было, и Ганя распорядился, чтобы за ним послали пролетку.
Через полчаса небритый, невыспавшийся полковник Предойю торопливо поднимался по ступенькам административного корпуса.
— Guten Morgen![32] — процедил Обст, надменно вздернув подбородок. — Мы пришли для наш разгофор…
— Вам удалось связаться с вашим командованием? — тоже довольно сухо спросил Предойю, вешая фуражку на гвоздь.
— Приказ идти ф Тимишоара! — ответил Обст. — Оружие не сдафать…
— Приказ действует в ваших войсках, в нашей армии он силы не имеет. Я подчиняюсь своим командирам.
— Выпольнять быстро! — продолжал, будто не слыша его, Обст, подыскивая нужное слово. — Мольния! — Обст для наглядности резанул ладонью воздух.
Предойю и Ганя переглянулись. Немцы вели себя откровенно вызывающе.
Наступило тягостное молчание. Подполковник Обст раздраженно поглядел на свои золотые часы, водрузил на голову фуражку и важно изрек:
— Мы ушель. Следуем ф Тимишоара…
— Да что мы с ними церемонимся?! — взорвался Ганя. — Все готово, люди ждут. И долго еще ждать, черт побери?
Немецкий капитан насторожился, тревожно поглядел на Ганю, потом на Предойю и потянулся к кобуре, но Ганя опередил его, одним броском подскочил к немцу и вывернул ему руку. Немец вскрикнул и присел от боли. Предойю, выхватив пистолет, направил его на подполковника. Ганя тем временем деловито связал капитану руки за спиной. Прибежавшие на шум солдаты отвели немцев в помещение лазарета, превращенного в арестантскую.
А в это время в долине у шоссе, которое вело через рощу к Шимиану, остальные немецкие офицеры дожидались возвращения своего командира и, вяло переговариваясь, нетерпеливо поглядывали на часы. Солдаты возились около машин, курили, слушали радио. Все готово: оружие прочищено, смазано, расчехленные орудия — на боевых позициях вдоль берега Дуная. Позиции выбраны с таким расчетом, чтобы с них простреливалась окраина города.