Выбрать главу

Но Ганя его не слышал. Сознание его помутилось, сердце билось слабо, с перебоями.

— Не умирайте… не надо умирать! Не на-до-о! — обливался слезами Максим.

Через четверть часа вернулся Ницэ и привел санитаров.

44

К вечеру наступила тишина. Слышен был только плеск воды в реке и шепот ветра в листве деревьев. Пленных немцев построили и под конвоем препроводили в расположение 95-го пехотного полка. Они стояли теперь на плацу под охраной румынских солдат, грязные, в разодранной одежде, усталые и мрачные. Некоторые курили, перешептывались друг с другом, даже шутили. Но таких было мало. Большинство держалось замкнуто и безучастно. Перед складом было свалено все их оружие: пулеметы, винтовки, автоматы. Там хлопотал плутоньер Грэдинару. С помощью нескольких солдат он производил инвентаризацию трофейного оружия. Машины и орудия еще не перегнали. Их должны были тащить сюда упряжки волов, реквизированных с этой целью в соседних селах.

Во дворе казармы было много бойцов из гражданских дружин. Они пришли, чтобы сдать винтовки плутоньеру, расположившемуся за своим столом у открытого сарая. Они не спешили уходить и стояли, переговариваясь и дымя сигаретами, обсуждая горячую схватку, в которой принимали участие. Некоторые из них подошли к пленным и рассматривали их с презрением и гневом, как преступников, чьи деяния они никогда не забудут.

Напротив административного корпуса, под каштаном, сидели на скамейке Райку, Санду, Глигор и Михай и пересказывали друг другу отдельные эпизоды боя.

— Знаешь, Райку, на Михая, когда он стрелял из пулемета, сзади навалился немец. А я был неподалеку! Патроны у меня уже кончились, ну я и саданул его прикладом в челюсть так, что свернул ему шею…

— Да, я как раз собирался переменить позицию и возился с пулеметом, потому и не заметил фашиста. Счастье, что Глигор был рядом!.. А то не знаю, Как бы я выкрутился… Спасибо вам огромное, господин Глигор!

— А помните, дядя Глигор, моряка, который схватил за ремень немца, поднял над головой и швырнул в волны реки? Вот это да! Здоровенный и сильный, как буйвол!

— Видел я этот его номер, — засмеялся Глигор, — прямо как в цирке… Он еще троих так кинул. Только не в реку, а на землю. Как штангу.

— А я слышал разговор двух пленных, когда их вели сюда, в казарму. «Думали, — говорит один, — что в городе целая румынская дивизия, а их тут совсем мало, ничтожная горстка. Вот в чем была наша ошибка!» Я не вытерпел и сказал, по-немецки, конечно: «Нас мало, зато мы умеем драться!» Они вздрогнули от удивления, им и в голову не приходило, что я знаю немецкий. «И мы никогда не разучимся драться за правое дело!» — сказал я.

Райку молча слушал рассказы своих товарищей, курил и думал о том, что пора домой, он очень устал. Но нельзя было уйти, не повидавшись с Предойю. Он с ним уже договорился, что часть трофейного оружия поступит в распоряжение городских дружин, необходимо было уточнить, когда и каким образом. И еще он хотел дождаться известий о Гане. Дана и капрал Динку должны были вот-вот вернуться из госпиталя…

Ницэ Догару нес караульную службу — охранял пленных. Он важно ходил взад-вперед по плацу, с винтовкой под мышкой, зорко следя за тем, чтобы на его участке никто не вздумал улизнуть. Растерзанный внешний вид нисколько не умалял чувства достоинства, с каким он выполнял обязанности часового. Он потерял в сегодняшней суматохе обмотку, и портянка, как грязная тряпка, свисала ему на башмак. Брюки продраны на коленях, военная форма насквозь пропотела и пропылилась. Ремень он то ли потерял, то ли отдал санитарам, когда они привязывали к носилкам раненого младшего лейтенанта.

Немцы постепенно приходили в себя и жужжали теперь как осиное гнездо. Молоденький немец, с изрытым оспой лицом, беззаботно играл на губной гармошке и дерзко поглядывал на Догару, даже подмигнул ему раза два… Сначала старик делал вид, что не замечает его панибратства. Мысли его были далеко. Он думал о Гане. Как он? Жив ли? Сделали ему операцию? Вытащили пулю из груди? И вдруг старик пришел в ярость. Гнев его обрушился на тех, кого он охранял. Ведь кто-то из них всадил в Ганю эту проклятую пулю! Может быть, даже тот рыжий парень с гармошкой… А теперь резвится как ни в чем не бывало. Фашист проклятый!

Догару со свирепым видом шагнул к музыканту и угрожающе потряс винтовкой.

— А ну брось сейчас же! Чего вылупился-то, черт конопатый?! Свистишь вот на своей свистульке, никто тебе башку не продырявил… У-у, боров проклятый!.. Брось, тебе говорят, слышь, хуже будет!

Но немец, не понимая, чего от него хочет старый солдат, с улыбкой протянул ему свою гармошку, дескать, на, поиграй. И жестами попросил взамен сигарету.