По-хорошему, следовало заняться этим еще вчера — не лечиться шампанским, а готовиться к поездке. Но после эротического массажа от Вольского терапия была важнее.
Несмотря на общую разбитость, эта мысль заставляет улыбнуться. Не прошло и недели после измены мужа, а я уже страдаю из-за ухаживаний другого. Еще недавно не поверила бы, что такое возможно, а сейчас… От случайного взгляда в окно забываю, о чем думала.
— Какого лешего?.. — Я смотрю на гигантскую черную машину, заблокировавшую выезд моей малышке. — Вольский?! Что ты задумал? — спрашиваю сама у себя, закидывая в сумку все, что может пригодиться во время интервью.
Когда выбегаю на улицу, там тихо и спокойно. Не скрипят поржавевшие качели, не видно нашего садовода-энтузиаста тети Гали. Буйные соседи с первого этажа в кои-то веки закрыли окна и не орут на весь двор.
Так и хочется постучать по какому-нибудь дереву. Кажется, я даже знаю, по какому именно.
Заглядываю в окошко к водителю танка:
— И где ваш босс?
— Кира Игоревна? Доброе утро. — Шофер кивает и с самым невозмутимым видом выходит из машины. — Федор, — представляется он, будто у нас впереди общие дела.
— Федор, ваша машина загораживает выезд моей. Можно это как-то исправить?
— Да, конечно, только нужно немного подождать. — Он прячет в карман мобильный.
— Что значит подождать?
— Минут десять. Возможно, меньше.
— Вы сейчас так шутите?
— Нет, что вы? Если хотите, у меня есть для вас кофе! — Федор достает из салона стаканчик и протягивает. — Капучино. На овсяном молоке. Без сахара.
Все как я люблю. Подготовка на совесть.
— У меня через три часа важное интервью, — объясняю, игнорируя кофе и урчание в желудке. — Ваш босс в курсе. Если я буду распивать с вами кофе, интервью может не состояться.
— Прошу прощения, распоряжение Ярослава Борисовича: ждать.
— А не пошел бы ваш Ярослав Борисович к черту со своими распоряжениями?
Никогда не грублю незнакомым людям, но этот — копия начальника. Такой же непрошибаемый.
— Этот вопрос вам лучше задать ему лично. — Федор даже не смеется. Говорит на полном серьезе.
— Уж как-нибудь обойдусь без встреч! Вы сами передайте.
— Хорошо, как прикажете.
— Отлично! — Мы словно вернулись в позапрошлый век. Дворянка и крепостной. — А сейчас приказываю убрать авто в сторону и дать мне выехать!
У какой-нибудь княгини Шереметьевой наверняка получилось бы справиться с чужим холопом. Умели тогда и приказы отдавать, и слушаться. На мою беду, современный холоп даже не рыпается.
— Мне дорожную полицию вызвать? — Знаю, что такого на слабо не возьмешь, поэтому просто предупреждаю.
— Если это необходимо… — пожимает плечами Федор. — Я не против.
— Да что за издевательство!
Времени все меньше. Через полчаса на всех выездах образуются пробки. С такой удачей можно будет забыть о статье: я и к обеду не доберусь до проклятых Шапок.
— Еще раз извиняюсь. Ничем не могу помочь. У меня приказ.
Федор как настоящая скала. Даже жалко, что не все мужчины умеют быть настолько принципиальными. Если бы у моего первого мужа имелась хоть доля такой твердости, вероятно, я бы до сих пор бегала под его фамилией и вместо журналистики растила детей.
— Хорошо. Вы сами напросились! — Одергиваю себя от ненужных мыслей и набираю знакомого инспектора.
Обычный дежурный патруль здесь не поможет — увидят машину, развернутся и уедут. А вот майор, который к тому же должен мне за последнюю звездочку, обязан справиться.
Уверенная в том, что нашла управу на Вольского и его крепостного, я отворачиваюсь к дому и жду. Никандров берет трубку после пятого гудка. Для птицы его полета можно считать — мгновенно. Однако едва начинаю рассказывать, во что вляпалась, как за спиной появляется огромная тень и чья-то загребущая ладонь отбирает телефон.
— Никандров, ты, что ли?
Прямо передо мной стоит Вольский. В джемпере, удобных брюках и без галстука. Какая-то домашняя, уютная версия. И эта «версия» разговаривает с моим майором как со своим старым другом.
— Отдайте трубку. — Вместо того чтобы орать на Ярослава, пялюсь как на чудо.
— Слушай, Коль, Кира в порядке. Целая и невредимая. Не парься. Сейчас порешаем, больше не побеспокоит.
— Как это не побеспокою? — Очнувшись, толкаю этого нахала.
И спустя секунду оказываюсь прижатой к твердой мужской груди.
— Выбирай, — уже мне говорит Вольский, — или сразу трахаемся, а потом дела. Или вначале занимаемся делами, а после трахаемся.
— Что? — Не знаю, можно ли оглохнуть от чужой наглости, но я глохну.