Там стоял едва переносимый едкий запах пролитых химикатов. У него заслезились глаза. Должно быть, здесь размещался склад. Большинство посуды с реактивами осталось цело, как и коробки с запасными частями, снабженные аккуратными этикетками. Тем не менее, ничто не наводило на мысль о военном назначении лаборатории. Производственного оборудования оказалось немного. Несомненно, это место использовалось только для исследовательских работ. Хотя, разумеется, небольшое производство могло размещаться в другой части первого уровня.
Он вышел из склада и толкнул еще одну дверь слева от себя. Сначала ему показалось, что она заперта, но со второго раза дверь подалась. Несмотря на то, что склад пах реактивами, новая комната попахивала сыростью. Это оказался кабинет. Вокруг были разбросаны папки, записные книжки; а вот шкафчик для микрофильмов оказался поврежденным; его содержимое отсутствовало. Он еще заметил небольшой старомодный кабельный монитор, и, заинтересовавшись, куда нацелены телекамеры, включил его. Экран замерцал, появилось изображение части наружного коридора. Он стал переключаться с одного канала на другой, но всякий раз на экране возникали то ничем не примечательный коридор, то какая-то пещера или комната, пока после очередного переключения экран не вспыхнул поярче: в очередной комнате оказалось прекрасное освещение.
В комнате находилось двое мужчин и женщина.
Женщину Алан раньше не видел. Но мужчину ни с кем нельзя было спутать. Лишенное кожи, словно ее ободрали, красное тело Корсо при хорошем освещении выглядело еще более отталкивающе, а грузное туловище все еще накрашенного Огненного Шута колыхалось в такт дыханию.
Взволнованный Алан попытался включить звук, но, видимо, соответствующий регулятор на мониторе отсутствовал. Он не имел представления, где находилась троица, но достаточно уверенно можно было предполагать, что эти камеры наведены на разные места первого уровня. Значит, они должны быть где-то рядом.
Женщина подошла к Огненному Шуту и прижалась к нему всем телом, пальцами правой руки поглаживая его по спине.
Он улыбнулся – как-то в высшей степени благородно, если учесть, что теперь за ним охотились – и бережно отодвинулся, что-то ей говоря. Она, видимо, не обиделась. Корсо выглядел оживленнее. Он явно ощущал необходимость безотлагательных действий – в отличие от Огненного Шута.
Алан вдруг услышал движение в соседней комнате и торопливо выключил монитор.
– Господин Пауйс? Сэр? – раздался голос сержанта.
– Что такое? – отозвался Алан, ругаясь внутренне: «Чтоб ты сдох!»
– Я только хотел узнать, как у вас дела, вот и все… Здесь же воняет – сил нет.
– Я в порядке, сержант, благодарю.
Он услышал, как сержант вернулся на свой пост. Теперь он заметил еще одну, меньших размеров дверь, ведшую из комнаты. У этой двери не было никакого запора, только выступ в верхней части. Когда дверь не открылась, он потянулся получше рассмотреть этот выступ. Выступ представлял собой небольшую полосу металла, соскальзывающую в углубление. Алан повозился с ней немного, потянул, и, наконец, механизм сработал; дверь открылась. Никогда раньше Алан не видел засовов.
В свете аварийной лампы он разглядел узкий низенький проход. На одном ушке (другое отломилось) криво висела ржавая табличка. Алан схватил ее, с отвращением ощущая пальцами прикосновение грязной ржавчины, и разобрал надпись: Всему персоналу вход запрещен! Он отпустил табличку, и она громко звякнула о стену, когда он пошел дальше по тоннелю. Через некоторое время он наткнулся на еще одну дверь, но эта вообще не открывалась. Алан прошел мимо и добрался до конца тоннеля, который наполовину перегораживала еще одна упавшая тяжелая стальная дверь. Он перелез через нее, размышляя, ходил ли кто-нибудь здесь с тех времен, когда нижние уровни, использовавшиеся первоначально для хранения оружия, военной техники и под воинские казармы, забросили после Великого разоружения две тысячи сорок девятого года.
Откуда-то спереди послышался шум, и Алан, пораженный, автоматически выключил аварийную лампу.
Голоса доносились сначала неясно, а потом, когда Алан осторожно придвинулся поближе, стали различимы слова.
– Мы не должны были оставлять невредимыми те механизмы. Если какой-нибудь дурак станет в них ковыряться, случится Бог знает что.
– Пусть узнают, – голос Огненного Шута звучал подобно ударам сердца.
– Вот только на кого свалят? – услышал Алан слова измученного Корсо. – На тебя. Да, не связываться бы мне со всем этим…
– Ты согласился с моими открытиями. Теперь передумал?
– Да нет… Черт!
Алан услышал, как кто-то споткнулся.
Хихикнула и заговорила женщина:
– Ты уж очень спешишь, Корсо. Что за срочность? Они сейчас прочесывают те коридоры, о которых знают. У нас достаточно времени.
– Если только они не обнаружат шлюпку, прежде чем мы до нее доберемся, – проворчал Корсо.
Алан крался за ними в темноте.
– Меня только топливо беспокоит. Ты уверен, что нам хватит топлива? – спросил Огненный Шут.
Хотя этого человека и обвиняли в намерении взорвать мир, Алан чувствовал к нему несомненное расположение, вслушиваясь в густой, теплый голос.
– Мы, разумеется, не доберемся до Луны на том, что имеем. Но чтоб попасть куда хотим, горючего хватит.
– Хорошо.
Алан услышал басовитое завывание, какое-то шипение, глухой удар – и голоса вдруг будто отрезало. Еще немного – и его рука коснулась металла.
Он включил аварийную лампу, и обнаружил, что дошел до толстой гладкой стальной стены. Как ее открыть, сообразить он не мог. Алан потратил около часа, пытаясь привести в действие запорный механизм, но в конце концов опустошенный, недовольный, бросил это занятие и зашагал в том направлении, откуда пришел.
Чуть погодя земля задрожала, и он остановился, пораженный мыслью, что это, наверное, взорвался тот самый запас бомб. Когда через несколько мгновений дрожь прекратилась, он подумал, что мог бы догадаться о причине. Огненный Шут упоминал некую космическую шлюпку. Возможно, это она стартовала, хотя он не понимал, как такое возможно из столь глубокого подземелья.
Алан чувствовал неимоверную усталость. Его голова и тело болели немилосердно, и он не мог надолго ни задумываться, ни действовать. Через каждые несколько ярдов ему приходилось останавливаться с дрожащим от пережитого телом. Но вот отчего именно? От каких-то новых нервных или психологических потрясений – или виноваты были события всех нескольких прошедших дней? Он и раньше не мог разобраться в своих чувствах, а теперь сделать это был и вовсе не в состоянии.
Им внезапно овладело уныние, когда он в плачевном состоянии доковылял до лаборатории. В главном зале он безвольно уронил аварийную лампу, вдруг осознав, что откуда-то снаружи идет ужасный жар. Когда он дошел до выхода, часовых там не оказалось. Где-то вдали он слышал шум и крики. Добравшись до главного коридора, Алан увидел, что он ярко освещен.
И этот свет – какое-то странное зеленовато-голубое сияние – исходил из громадной пещеры Огненного Шута.
Мимо пробежал полицейский, и Алан крикнул:
– Что случилось?
– Пожар! – ответил тот на бегу.
Огонь вливался в коридор стремительным потоком, клубился, вздымался, метался, словно сама геенна. Ничто не поддерживало его горения, и все же он двигался, будто по собственной воле.
Зачарованный, Алан следил за его приближением. Скоро жара стала невыносимой, и он попятился в лабораторию.
И только тут его осенило, что надо бы побежать к трапам. Он оказался в ловушке. К тому же, в лаборатории находились легковоспламеняющиеся вещества, которые немедленно загорятся, как только до них доберется пламя.
Он опять побежал ко входу, отупев от жары, и увидел, что уже поздно. Стена вздымавшегося огня почти добралась до него.
До сих пор страха он не испытывал. Какая-то его часть почти радовалась этому огню. Но воздух становился все менее и менее пригоден для дыхания.