Глава 12
– Мой отец… – Алан поискал слов, не нашел, умолк.
Огненный Шут раскинул свои большие руки; его размалеванное дурацкое лицо выглядело сейчас нелепо.
– Я, чего бы ты там, может быть, ни наслушался, очень любил твою мать. Мы собирались пожениться, хотя Саймон Пауйс и слышать о том не желал. Я был обычный космонавт, а она – Мириам Пауйс. Мы не осмеливались сказать ему о том, что должен родиться ты. Мы так ему никогда и не сказали – вместе, по крайней мере.
– Что же случилось? – Алан говорил резко; от захлестнувших его чувств бухало сердце.
– Меня послали участвовать в одном секретном деле. Я не мог отказаться. Я думал, что все продлится лишь пару месяцев, но отсутствовал почти два года. Когда я вернулся, Саймон Пауйс не позволил мне находиться рядом с тобой, а твоя мать умерла. Пауйс сказал, что она умерла от стыда. Иногда я думаю, что это он застыдил ее до смерти.
Огненный Шут рассмеялся, но совсем не как раньше, смех этот звучал горько и грустно.
Алан встал, тело его натянулось струной.
– Как вас зовут на самом деле? Чем вы занимались? Что сказал мой дед?
Огненный Шут перестал смеяться и пожал объемистыми плечами.
– Мое настоящее имя – Эммануил Блюменталь – Румяный Мэнни для друзей…
– И поклонников, – тихонько добавил Алан, припоминая одну отнятую в детстве книжку. Дед отобрал ее безо всякой на то причины, как он тогда думал, ничего не объяснив. Книжка называлась «Герои комоса». – Румяный Мэнни, пилот-испытатель «Отрывающегося», капитан экспедиции к Сатурну… Это и был тот секретный проект, да? Спаситель Седьмого спутника Венеры…
– Один из пилотов «Звезды-Солнца»… – добавил Огненный Шут.
– Точно, «Звезда-Солнце», экспериментальный корабль. Считалось, что он сошел с курса и врезался в Солнце. Вас объявили погибшим.
– Но один марсианский торговый корабль, имевший на борту контрабанду и осмелившийся не ставить в известность власти и не приземляться в официальном порту, выручил нас.
– Корсо мне рассказал. Это случилось десять лет назад, насколько я помню. Почему вы никогда не давали о себе знать? Почему вы не заявили о своих родительских правах, когда вернулись с Сатурна и обнаружили, что моя мать мертва?
– Саймон Пауйс угрожал погубить меня, если я попытаюсь приблизиться к тебе. Я был убит горем. Но считал, что тебе выпало жить такой жизнью, лучше которой я ничего бы не смог тебе дать.
– Удивляюсь, – уныло сказал Алан, – любой мальчишка был бы счастлив лишь от того, что знал бы: его отец – Румяный Мэнни, капитан третьего ранга Румяный Мэнни, первопроходец космоса!
В последней фразе послышался оттенок иронии.
– Я был совсем не такой, как в тех рассказах, хотя в молодости и сам им верил. Мне нравилась легенда обо мне, она почти все время присутствовала в моем сознании. От природы я вовсе не храбрый. Но люди поступают так, как того от них ждут, и я действовал храбро.
– А теперь вы – Огненный Шут, неистово воюющий с разумом, защищающий лишенное разума сознание. Кожный рисунок ваших пальцев, я думаю, выгорел, и нет никаких сведений о том, кто вы на самом деле. Эта часть великой тайны, как бы то ни было, раскрыта. И часть моей собственной – большая часть.
– Сейчас, когда ты знаешь, что я – твой отец, что ты станешь делать?
– А на что может повлиять это знание? – печально сказал Алан.
– На твое подсознание.
Огненный Шут усмехнулся, не слишком уверенно радуясь тому, как по-отечески пошутил.
– Да, я думаю, на него, – Алан вздохнул. – А что вы собираетесь делать?
– У меня есть дело, которое меня занимает. Скоро Корсо, Корнелия и я отправимся путешествовать за пределы Солнечной системы на «Пи-мезоне». Там я стану руководить определенными опытами над собственным разумом и над их разумами. Мы увидим, чему стоящему служит разум. И чего действительно стоящего, как мне сдается, достигает чистое осознание. Хочешь лететь с нами, Алан?
Алан обдумал приглашение. Рядом с Огненным Шутом ему не было места. На Земле требовалось кое в чем разобраться. Он покачал головой.
– Мне горестно видеть, как ты отказываешься от дара, может быть, величайшего дара во вселенной!
– Этот дар не по моему вкусу, отец.
– Значит, так и будет, – вздохнул Огненный Шут.
«Солнечная птица» парила в атмосфере Земли, проносясь над океанами и материками, а потом Хэлен включила тормозные двигатели и нырнула в космопорт Гамбурга.
Причал был свободен, и она подрулила к нему. Из переходного отсека удалили воду.
Алан опередил ее, выходя из люка. Стоило ему шагнуть в шлюз, как в другую дверь вошел человек.
– Боже мой, Пауйс, где вы были? – На лице Денхольма Картиса смешались беспокойство и гнев.
Алан не стал отвечать сразу, а обернулся помочь выйти из люка Хэлен. Ему не требовалось отсрочки, поскольку ответ он уже приготовил.
– Мы навещали моего отца.
– Вашего отца?! Я не знал, что…
– Я сам недавно узнал, кто он.
– Понятно. М-м… – Картис пришел в замешательство. – Хотелось бы, чтоб вы и Хэлен рассказали мне.
– Извините. Мы очень спешим. Ваш корабль в полном порядке.
– Да Бог с ним, с кораблем, вот вы и Хэлен… – Картис поджал губы. – Как бы там ни было, я рад, что так вышло. Учитывая, что Огненный Шут может напасть и все такое, я думал, что вас похитили или убили. – Он улыбнулся сестре; она не ответила. Хэлен молчала и большую часть полета. – Но слухи о вашей парочке ходят в изобилии. Скандал никому из вас не нужен – меньше всего Хэлен. Популярность дяди Саймона растет невероятно. Он вдруг стал человеком с преобладающим влиянием на всесолнечную политику. Тебе предстоит упорная борьба – если ты еще собираешься бороться.
– Больше, чем когда-либо, – тихо сказала Хэлен.
– У меня наверху машина. Хотите, вернемся со мной?
– Спасибо, – ответили они.
Когда ее брат поднял машину в бледное небо Гамбурга, Хэлен сказала ему:
– Что ты думаешь об этой боязни Огненного Шута?
– Это не просто боязнь, – сказал он, – это реальность. Разве можно быть уверенным, что он не наделал бомб по всему миру и не может взорвать их из космоса?
Алан приуныл. Если Денхольм Картис, привычно бунтовавший против всякой общепринятой теории или догмы, был убежден в виновности Огненного Шута, то возможность убедить кого-то в обратном невелика.
– Но сознаешь ли ты, Денхольм, – сказал он, – что мы располагаем лишь заявлением одного человека – Саймона Пауйса – и косвенными свидетельствами? Что, если Огненный Шут невиновен?
– Боюсь, подобное представление не очень мне близко, – сказал Денхольм, с любопытством взглянув на Алана. – Не думаю, чтобы кто-то сомневался в намерении Огненного Шута взорвать его арсенал. Там было достаточно бомб, чтоб мир разлетелся в клочья.
– Сомневаюсь, планировал ли он хоть что-то, – сказала Хэлен.
– Я тоже, – кивнул Алан. Денхольм удивился.
– Я могу понять тебя, Хэлен, когда ты сомневаешься, после всей твоей поддержки Огненного Шута. Тяжко обнаруживать, что был во всем не прав. Но вы, Алан – что вас заставляет думать о возможности ошибки?
– Есть одна очень веская причина – все улики против Огненного Шута косвенные. Он мог не знать о бомбах, он мог не иметь отношения к опустошению тех уровней. Если на то пошло, он мог и не собираться ничего разрушать. Мы его еще не схватили, не предали суду – но все мы признали его виновным, словно это нечто само собой разумеющееся. Я хочу повидать деда – человека, который убедил мир в том, что Огненный Шут – преступник!
Картис задумался.
– Мне не приходило в голову, что я поддался истерии, – сказал он. – Однако, хоть я и совершенно уверен в виновности Огненного Шута, допускаю, что есть вероятность обратного. Если б мы могли доказать его невиновность, со страхом войны было бы покончено. Меня этот страх уже беспокоит. Ты знаешь, что торговцы оружием начали переговоры с правительством? – последний вопрос адресовался Хэлен.
– Что ж, логично, – Хэлен кивнула. – И мы приняли во внимание возможность того, что вся заваруха подстроена торговцами, а не Огненным Шутом.