Известно было Александру и про те ящики, что время от времени отсылались в Царьград. Видимо, Батиште отправлял в них не паклю конопляную.
— Не желают господа бояре приказания твоей милости исполнять, — продолжал Батиште плачущим голосом. — Говорил им на последнем диване, что страна оскудела, что опустели села и сборщикам не с кого налоги взымать. Л они, христопродавцы, в голос кричат, что страну грабят. А кто их грабит?
Воевода задумчиво курил и слушал молча.
— Добром, твоя милость, ничего с этими жупынами[10] не поделаешь. Накажи тех, кто не подчиняется! Режь по живому!..
— Хотя бы сегодня не слышать про такое! — гневно проговорил воевода.
— Вах, государь! Я б промолчал, ежели бы не знал, к чему приведет неуплата дани. Когда визирь призовет тебя держать ответ, сумеешь ли оправдаться одной только боярской непокорностью? Спросит тогда визирь: «Не ты ли был господарем над этими негодяями?»
— Чего же ты хочешь? — застонал воевода. — Схватить и отрубить им головы?
— Подать должна быть отправлена, даже если дошло бы и до этого. Иначе, худо будет.
— Ну, ладно, прикажу, скажем, кое-кого из бояр схватить и наказать за неповиновение. А ежели остальные поднимут бунт?
— Они и без этого бунтовать станут. Не знаю, обратил ли ты внимание, государь, что ноне в церкви находились все те бояре, что недругами твоими являются. Даже постельничий Костин, что у тебя в опале, и другие, попрятавшиеся по своим имениям, — все там были. Стою я и рассуждаю, чего это они слетелись, будто вороны на падаль? Уж не замышляют ли сбросить твою милость с престола? И как бы не свершилось сие злодейство нынешней ночью.
Воевода вздрогнул.
— Не были они там ради пасхальной службы. Что-то затевают... И ворник Лупу... — продолжал Батиште.
— Знаю, враги они мне — и ворник, и остальные...
— Знать-то знаешь, а не мешаешь им паутину плести. Они же зря времени не теряют и всяческими ухищрениями тщатся лишить тебя господарской власти. Чует мое сердце, что все это добром не увенчается, ежели ты спешно конец бунту не положишь.
— Не желаю пролития крови!
— Твоя милость не желает, а те жупыны как раз это и сделают. И — нынешней ночью.
— Невозможно, — такой праздник, кир Батиште! Разве не христиане они? — испуганно проговорил господарь.
— Христиане-то они, христиане, а ножи за голенищем держат. Не верь этим псам. Попадись им в лапы, они тебя не пощадят. Пока еще не подняли меч, бей их, государь! Теперь самое время! Все они собрались в городе и схватить их нетрудно. Пошли стражей взять их и привести ко двору. Прикажи позвать палача, и пока в городе опомнятся, враги твои уже будут лежать во прахе. Все добро казненных в свою пользу причислишь, потому как не без господарской милости было оно накоплено. Подумай, государь! — Батиште приблизил к нему свое пергаментно-желтое лицо с сизыми пятнами на щеках. — Только одним имуществом ворника Лупу можешь с лихвой и с данью рассчитаться, и от стамбульских заимодавцев избавиться. Хорошее войско держать сможешь, чтоб оно при необходимости защитило тебя, завоюешь благосклонность самых больших стамбульских вельмож и станешь беззаботно править долгие годы. Вместо тех, кого предашь смерти, возвысь бояр из худородных, и благодарны они будут тебе за это.
Батиште скосил глаза на слугу, который где-то в углу, не спеша, собирал вещи господаря, явно прислушиваясь к тому, что говорилось в комнате.
— Иди, иди, Констанди! — сказал ему Батиште. — Не полагается, чтобы уши слуг слышали господские разговоры!
Слуга побагровел от обиды. И на этот раз старый осел не упустил случая напомнить ему, что он всего лишь слуга. Он поклонился и сделал вид, что уходит, а сам спрятался в складках тяжелых занавесей. Не терпелось ему знать, чем закончится этот разговор.
— Послушайся моего совета, государь! — горячо шептал Батиште. — Другого такого благоприятного случая может и не быть более. Ежели упустим его, не только престол твой пошатнется, но как бы жизни лишиться твоей милости не пришлось!
— Сделаем, как говоришь, только пускай минут праздники. Разве можно, чтобы в день воскресения господня пролилась христианская кровь? Меня все короли осудят, патриарх анафеме предаст!
— Об этом не печалься! Со временем все забудется. Ты лучше свою голову береги, твоя милость!