― Нет. Тебя нет в моем списке засранцев, ― я присаживаюсь на подоконник. ― Ты можешь читать мои мысли, но не злоупотребляешь этим. Остальные же охотно использовали свое дерьмо против меня. А значит, попали в список засранцев.
Он вскидывает бровь и приближается ко мне.
― А есть ли какие-то рекомендации, чтобы не оказаться в этом списке?
― Оставаться милым, ― Аэро улыбается. ― И не давить на меня. У меня начинается клаустрофобия. Я даже сплю под открытым небом там, где я живу. По крайней мере, когда мне это удается.
Он хмурится, и у меня возникает желание отвесить ему пощечину, так как я ненавижу, когда меня жалеют. Сдерживаюсь. В конце концов, я леди. А еще я почти уверена, что он любит боль, поэтому, наверняка, получил бы от этого удовольствие.
― Именно так и было бы.
Рассвет пристально смотрит на меня, и его зрачки становятся шире.
― И ты туда не вернешься. Я найду тебе жилье, которое станет достойной альтернативой.
Я киваю, чувствуя себя виноватой. Все это время он читал мои мысли. Бедняга. Хочется надеяться, что все же они были довольно сдержанными… Я должна взять себя в руки и следить за ними с этого момента, хотя это довольно сложно, учитывая, что я страдаю ментальным поносом.
Он обхватывает рукой одну из колонн кровати.
― Я не могу слышать все подряд, смертная. Если я не касаюсь тебя, то могу слышать только то, что ты хочешь, чтобы я услышал. Как я уже отмечал, твой внутренний монолог был прекрасен.
Фух, ох*енное облегчение.
― Я смогу прочесть все твои мысли, если коснусь тебя, но это довольно неприятный процесс. В первую очередь, для тебя. Это довольно агрессивно, и я не делаю этого без нужды. Так что, увы, но я многого не знаю, что расстраивает всех нас. Я даже не мог получить доступ к твоим снам, пока ты была под контролем Кэла.
Хорошая сторона того, чтобы быть в отключке целых две недели, как гребаная Белоснежка, потому что некоторые из моих фантазий реализовывались именно во сне. Не буду скрывать.
― Постой, так ты пытался проникнуть в мои сны, пока я спала?
Он кивает, подходя еще ближе, скользнув взглядом по моим растрепанным волосам, а потом снова вернувшись к лицу.
― Я пытался. Мы не были уверены, с чем имеем дело, и до сих пор сомневаемся, поэтому нам были нужны хоть какие-то наводки.
― А нельзя было просто вынудить Кэла вывести меня из этой чертовой комы?
Он мотает головой.
― Тебе была необходима перезагрузка. Твое тело было измотано, и, очевидно, разум также нуждался в отдыхе.
Это просто вежливый способ намекнуть, что я чокнутая сука.
Конечно, он услышал это и нахмурился. Еб*ческая сила.
― Перестань хмуриться! Это заставляет меня чувствовать себя неловко. И да, я не стану откровенничать. По большому счету, с четырех лет я была предоставлена сама себе, и мне было не на кого положиться, так что мне чуждо доверие. Но это не значит, что я не заслуживаю его. Считаю, что мне можно довериться, ― киваю, чтобы подчеркнуть свою мысль. ― Я просто никогда никому не доверяла. С какого хрена мне делать это, если у каждого свой ушлый интерес?
Теперь я просто несу бред. Превосходно. Я веду себя так, когда нервничаю. Затрагивание личных тем выбивает меня из колеи.
Он усмехается.
― Мне приятен твой бред.
Я снова закатываю глаза… бессильна против этих мерзавцев.
Аэро тяжело вздыхает и поджимает губы.
― Если ты еще раз закатишь глаза, я найду способ наказать тебя. И поверь, ты получишь от этого удовольствие.
Трахнешь меня? Это звучит горячо.
― Только если ты сама попросишь об этом, смертная.
Он приближается, но я поднимаю руку, не давая ему сделать этого.
― Если ты снова провернешь этот номер с «белым светом», я задумаюсь о том, чтобы поджарить твои яйца на завтрак. Разве ты не можешь просто перенести нас на место на своих мужских крыльях? Кстати, а где они? ― заглядываю ему за спину. ― Ну, давайте, появитесь, где бы вы там ни прятались, прекрасные крылья Аэро.
Я хмурю брови, когда ничего не происходит. Ну не могут же они прятаться вечность…
Он по-дебильному улыбается, прежде чем схватить меня за руку, и мы растворяемся во вспышке, как несложно догадаться, осточертевшего белого света.
Ублюдок. Должно быть, в реальности у него слишком маленькие крылья, и он стыдится своих крошечных перышков.