Остальные трое сверлят его взглядами.
— Что не так? Я не собираюсь пропускать первое еб*ное желание за двести пятьдесят лет только потому, что ей приспичило сделать это не в то еб*нное время. Нет уж, еб*ть. Я в деле.
— В вашей речи сплошная «е*ля», — отмечаю я.
Не думаю, что я имею право говорить, поэтому мысленно крою себя благим матом.
Сумерки переключает свое внимание на меня, что, не стану лгать, заставляет мои ноги подкоситься. Моя вагина практически мурлычет от удовольствия и явно нуждается в серьезном нравоучении, так как инстинкт самосохранения явно ей не особо знаком.
— Это все по тому, что я много еб*сь, — отвечает он, подмигивая.
По моему телу пробегает дрожь. А сучка между моих ног уже готова пописать на него, чтобы пометить свою территорию. Иногда она ведет себя совсем неподобающе для леди.
Они абсолютно не такие, какими их изображают в легендах. В них не так уж и много божественного, и довольно странно, что они до сих пор не убили меня, с учетом того, что я влезаю в их разговор уже раз восьмой. Создается впечатление, что они больше заинтересованы в грызне друг с другом, нежели в управлении миром. Не скажу, что я считала, что это входит в их обязанности… Это в руках Всевышнего, но все же. И как древнейшие из существ стали настолько мелочными? Должно быть, бессмертие — это крайне утомительно.
— Почему ты так пялишься на меня? — интересуется Сумерки, нахмурившись.
Это именно так: моя голова склонилась набок, и я с любопытством разглядываю его, словно у него пять рук и член, торчащий изо лба. Я прихожу в себя и выпрямляюсь.
— Не обращайте внимания. Просто вы, парни, появились так неожиданно.
— А чего же ты ждала?
— Я не знаю. Я даже не думала, что мое тело будет еще целым и невредимым к этому моменту.
Под своим «телом» я имела в виду и свою вагину, но не собираюсь акцентировать их внимание на этом, чтобы не вкладывать всяческие идеи в их головы. Ни в одну из восьми.
Сумерки выгибает свои идеально золотистые брови.
— Только намекни, и я с удовольствием проверю, на что годится твое тело.
В его голосе присутствует чарующая хрипотца, которая посылает импульсы прямиком к моей похотливой вагине. Сейчас мне как никогда требуется пояс верности.
— Сумерки, будь ты проклят, я понимаю, что ты неравнодушен к телам низших созданий, но, будь добр, попридержи своего коня в штанах, хотя бы на один солнечный цикл, — ворчит День.
— Ведь вы реально проклинаете этих Богов, не так ли? — интересуюсь я, прежде чем успеваю захлопнуть свою гребаную пасть.
Клянусь, клыки Дня реально удлиняются. Выглядит жутко.
— Мы, мать твою, Боги. И поверь мне, мы уже прокляты.
Тревожные колокольчики в моей голове вовсю звенят, хотя моя вагина вся во внимании и жадно ловит каждое слово. Она существует отдельно от меня, и явно не понимает, что будет лучше для нее. Если мой план «Б» — это совокупление с этими существами верховного порядка, которые, вероятнее всего, склонны к извращениям, которые мне даже не снились, то я не хочу к ему прибегать. Так что, прости, вагина.
При любом раскладе мне п*здец. Так что я хочу больше: чтобы истязания надо мной затянулись или умереть в мгновение ока?
Ответ очевиден.
— Ладно, хорошо, вас стало слишком много, — говорю я с самой бодрой интонацией, на которую способна. — Я решила, что все-таки не откажусь от своих желаний.
Они все вопрошающе смотрят на меня, но только Ночь, загадочный и мрачный, решает заговорить со мной.
— Желание, оно лишь одно. Никаких желаний.
Я смотрю на него с укором, потому что он ведет себя, как настоящая редиска, даже если не понимает этого.
— Нет… желаний. Вас здесь четверо, а значит, я имею право на четыре желания.
Они смотрят так, словно неожиданно обнаружили у меня яйца. Я не утруждаю себя пояснениями, что мне не понадобятся все четыре желания, просто нравится, что я могу диктовать условия, несмотря на то, что являюсь простой смертной. Теперь, когда у меня есть немного преимущества, Сумерки скрипит зубами, всем своим видом показывая, что он взбешен моими попытками ставить условия по сделке, которую они предложили мне.
— Договорились. Четыре гребаных желания. Я готов исполнить первое. Что ты хочешь, смертная? — отвечает он.
Волны, бьющиеся об утес, поднимают ввысь фонтаны водных брызг, которые играют на моей коже, делая ее глянцевой словно галька. Я расправляю плечи, стараясь выглядеть, как можно более решительной, хотя на самом деле полностью разбита. Несмотря на мой маленький триумф, мое тело продолжает изнывать от боли, и я воняю, как выгребная яма, полная спермы. Как я уже говорила, хочу покончить с этим.