-Бекетова есть?
-Да,- я подскочила на месте.
-Проходите.
Кабинет был затемненным, и поначалу мне показалось, что в нем никого нет. Стол стоял одиноким островом в углу, рядом два деревянных стула и ширма, из-за которой раздался грубоватый голос:
-Проходите на кушетку, оголяйте живот.
-А где кушетка? - удивилась я.
-За ширмой, но вещи можете оставить на стуле.
Врач, делающий узи, оказался крупным мужчиной с проседью в темно-каштановых волосах и пытливым взглядом. Сердце ухало в груди как молот, перед глазами плыло, когда он, вглядываясь в маленький телевизор, стал водить датчиком по животу. Я замерла, забыв как дышать. И когда услышала размеренное «тук-тук-тук», мир перевернулся, закрутился как разноцветный серпантин, собираясь в спирали, заискрился надеждой и светом. Теперь я знала, как звучит счастье, и оно билось во мне.
Глупо улыбаясь, я бережно взяла черно-белые фотографии с маленькой точкой, в которой было сосредоточено все, о чем я мечтала.
- Срок соответствует 8-9 неделям, патологии никакой нет. Всего доброго, Евгения Максимовна. Дома мужу покажете снимки. Это ведь, можно сказать, первое знакомство, - врач смущенно закашлял.
А я не успела понять, как невесомое ощущение полета сменилось тягостным падением в пропасть, как вернулась привычная пустота, липкими щупальцами обхватившая сердце.
Улыбка, приклеенная к лицу, стала горькой, губы искривились и задрожали. Я выскочила из кабинета, так ничего и не ответив. У противоположной стены мужчина бережно поддерживал под руку жену, мечтательно улыбавшуюся и смотревшую на него с обожанием. А я побежала вниз по лестнице, не разбирая дороги. Уже на улице поняла, что холодный вечерний ветерок заставляет зябко ежиться. Я достала из сумки плащ и надела, но согреться так и не смогла. На город медленно опускалась ночь, раскинув черное блестящее покрывало. Я брела по улицам, раскрашенным светом фонарей и неоновыми вывесками, мерцавшими в темноте как сотни звезд. Шум проезжающих машин сливался с мерным гулом голосов. Я спустилась в переход. Молодая девушка с пшеничными волосами, нежно перебирая струны, наигрывала знакомую грустную мелодию. Я остановилась и закрыла глаза, вбирая в себя тихие переливы, уносившие меня далеко отсюда, в холодный осенний вечер, где я впервые сказала «Люблю». Чистый, высокий голос разливался среди серого мрамора, исписанного цветастыми признаниями и уверениями в том, что между двумя людьми на Земле может существовать вечность.
«Я могу тебя долго ждать,
Долго-долго и верно-верно,
И ночами могу не спать,
Год и два и всю жизнь, наверно…»
Я чувствовала, как тоска стальными нитями сжимает сердце, как просыпается отчаяние, огромной ледяной волной затопившей все внутри. А девушка продолжала петь:
«Только знать бы, что все не зря,
Что тебе это вправду надо…»
Я пришла в себя уже на улице. Ноги сами несли меня, шаг за шагом приближая к какой-то неведомой цели. Я почти бежала, увязая в темноте, оставив позади ярко освещенную улицу. Плутала дворами, похожими на черные колодца, среди одинаковых желтых квадратиков, светившихся на лицах домов. Столько поворотов и остановок. Голова кружилась, а сердце отбивало сумасшедший ритм. Наконец, я оказалась на знакомом перекрестке. Редкие машины пробегали по дороге, отделявшей меня от высокого здания, похожего на огромный стеклянный корабль. Бизнес-центр уже наполовину погас, но я, затаив дыхание, искала глазами окна на 12 этаже. Вот они, светятся холодным белым светом, значит Лешка все еще там, скорее всего, работает. Я судорожно втянула воздух, понимая, что нас разделяют всего десятки шагов. Просторный холл, лестница с гладкими периллами, длинный коридор и кабинет, в котором я столько раз была. И он там, так близко, и одновременно так далеко. Я знала, что не пойду к нему, просто до боли захотелось увидеть его хотя бы издалека. Это было столь же острой необходимостью, как и дышать. Обида растворилась в первобытной потребности быть рядом, захлестнувшей меня. И хоть я понимала, что уже невозможно ничего изменить, желание видеть его оказалось сильнее.
Начинался дождь. Первые капли неторопливо упали с высоты, разбившись об асфальт. Уже через несколько минут прохладные ручейки потекли по лицу и рукам, забежали за воротник, заставив вздрогнуть. Плащ не спасал от непогоды, а зонта, чтобы спрятаться у меня не было. Но я не могла сдвинуться с места, мучительно вглядываясь в желтеющую полосу света перед входом, замерев в ожидании. Я не знала, сколько прошло времени, прежде чем за стеклянными дверями появился знакомый мужской силуэт. Сердце забилось пойманным в капкан зверьком, отбивая беспощадный ритм и гоня кровь по онемевшему телу. Я перестала ощущать холод и дождь. Исчезли звуки, и мир погрузился в оглушительно громкую тишину. Я видела, что Алексей помедлил перед тем, как выйти, так знакомо повел плечами и, втянув голову, шагнул через порог. Вместе с ним вышел высокий мужчина в темно синем костюме, которого я сразу не заметила. Но все мое внимание было сосредоточено на Алексее. Я как губка вбирала все детали – небрежно накинутый пиджак, растрепанные темные волосы, волевой подбородок, изящно очерченные губы. Он осматривался по сторонам, и я поняла, что сейчас его взгляд может остановиться на мне. Хотелось убежать, но ноги стали как ватные, и я не смогла сделать ни одного шага. Только губами прошептала: «Уходи, пожалуйста». Я молила, чтобы он меня не заметил, но бесполезно. Он замер на мгновение, и я увидела, как изменилось его лицо, став жестким и решительным. Стало страшно. А когда я поняла, что он направляется ко мне, внутри все оборвалось.
Глава 7.
Привычный минимализм обстановки сегодня раздражал Бекетова. Светлые обои, массивный дубовый стол, бежевое кожаное кресло с высокой спинкой, несколько стульев и изогнутая настольная лампа, раскинувшая свою изящную стальную шею над аккуратно сложенными бумагами. Кабинет, сделанный под его консервативный вкус, казался лишенным уюта и абсолютно холодным. Алексей несколько минут рассматривал стену напротив, прикидывая, какую картину можно было бы повесить, чтобы оживить интерьер. В голову пришла «Корзинка с фруктами», увидев которую, они с Женькой дружно разразились хохотом на последней выставке в «Крыльях». Изящная вазочка с переспелыми сливами цвета ультрамарина, оформленная в темный багет, могла бы удачно вписаться. Бекетов даже в улыбке расплылся, когда представил это чудовищное творение на стене. Потом сообразил, с кем его рассматривал три месяца назад на выставке, и чертыхнулся сквозь зубы. Интересно, его когда-нибудь вообще отпустит? Выдвинул ящик письменного стола, чтобы достать коньяк и бокал, и тут же резким движением захлопнул обратно. Пить на работе было табу, и хотя за последний месяц он пару раз нарушил неписаное правило, сегодня идти на поводу у своих желаний, ему не хотелось.
Внутренний телефон запищал, прервав размышления.
-Да, Кристин?
-Звонил Леонов. Просил перенести встречу завтра на час позже.
-Хорошо, можешь идти домой, я еще поработаю.
-Спасибо, Алексей Викторович.
Бекетов понимал, что нужно просмотреть несколько договоров, но, ни сил, ни желания, у него не было. Он заставил себя взять со стола контракт на поставку комплектующих с «Битек». Сделка была уже практически решенным делом, но что-то останавливало, когда он собирался подписать проверенное на несколько раз соглашение. Интуиция, к которой он привык прислушиваться за 7 лет в бизнесе, недовольно ворчала, стоило ему взяться за паркер. Контракт был ничем не примечательным, но чтению почему-то поддаваться не спешил. Алексей поймал себя на том, что в четвертый раз просматривает параграф про обязанности сторон, и никак не может уловить смысл написанного. Строчки разбегались перед глазами, прыгали в разные стороны, играя с ним в чехарду. Он снял очки, и устало потер глаза. В дверь коротко и отрывисто постучали. Алексей даже ответить не успел, как на пороге появился Молчанов, взъерошенный и мокрый, в темно синем костюме, на котором отчетливо проступали темные пятна от воды. Он тихо ругался, проклиная погоду, и, захлопнув дверь, подошел к столу. Минуты две Молчанов изучающе смотрел на друга, и то, что он видел, ему совсем не нравилось. Бекетов всегда следил за собой, пунктик у него особый был про наглаженные брюки и идеальную гладкость лица, и трехдневная щетина с сине-зелеными тенями под глазами, привычному образу совсем не соответствовали. Добавим мятую рубашку, расстегнутую наполовину, и потерянный взгляд, тщательно маскируемый под безразличие, который ситуацию только усугублял.