-Возьми, - голос был глухим.
Он достал салфетки. Пребывая в странном оцепенении, я непонимающе посмотрела на белую бумажную стопку. Зачем она нужна? Алексей покачал головой и осторожно положил ее мне на колени. Я не шевелилась. В этот момент мы словно поменялись ролями, и теперь я впилась глазами в его лицо, поражаясь изменениям, произошедшим за последний месяц. Осунувшийся, небритый, он выглядел усталым и одновременно напряженным. Губы, сжатые в тонкую линию, залегшие под глазами синеватые тени, которые было видно даже в полумраке, небрежно накинутый пиджак. По его лицу сбежало несколько капель, устремляясь к шее и собираясь в ямке между ключицами. Меня бросило в жар, потом в холод. Сглотнула, не в силах справиться с собой. Меня охватило сумасшедшее желание прижаться к нему, раствориться в его объятиях, забыв обо всем, не думать, не чувствовать, жить только этой минутой, слушая биение его сердца и вдыхая родной запах, сводящий с ума. Нельзя, нет, он больше не мой, я утратила всякие права на него в тот день когда... Я ненавидела себя. Незримая тень Пашки встала между нами. Прошлое настойчиво стучалось рвущими душу воспоминаниями, когтями вспарывая мнимое спокойствие, которым я пыталась себя окружить. Я снова хотела оказаться в душе, под горячими струями воды и тереть руки и губы до красноты, до боли. Сколько можно? Почему это происходит со мной? Я больше не могу! Зажмурилась, пытаясь прогнать навязчивые болезненные картинки. Я не имела права ни желать, ни получить желаемое. Слишком велика ошибка и невозможно прощение. Но несмотря ни на что я любила, отчаянно, ненормально и… бессмысленно. Открыла глаза. Алексей, отвернувшись, барабанил пальцами по рулю. Сосредоточенный и отстраненный. Ничего не выражающее лицо, и только быстро пульсировавшая на шее жилка выдавала возможное волнение. Он больше не выглядел озабоченным моим присутствием и тем более состоянием, и видимо, уже жалел о своем порыве спасти меня от дождя, но не знал, как сказать об этом. Наверное, он был прав, и эта встреча была ни к чему, ни ему, ни мне. В наклоне голове и едва заметном прищуре читалась сдерживаемая злость и досада, которую он пытался скрыть. Я видела, что ему стало неприятно мое присутствие, и все, что могла и должна была сделать, это уйти. Я дернула за ручку, чтобы открыть дверцу, но она не поддалась. Еще раз, и почувствовала, как Алексей перехватил мое запястье.
-Прекрати, Жень, - в голосе слышались стальные нотки. – Куда тебя отвезти?
Я боялась посмотреть в его сторону, стыдясь внезапно нахлынувших эмоций.
- Домой, - прошептала я одними губами.
Нелепость, доведенная до абсурда, потому что больше не было дома, только темная квартира, где меня ждала колючая тишина, лишающая сил и готовая впиться сотней осколков, стоит перешагнуть порог. Я судорожно втянула воздух.
Алексей повернул ключ зажигания, и машина мягко загудела. За окном замелькали смазанные картинки, возникающие в приглушенном свете фонарей. Здания, деревья, редкие силуэты людей с зонтами, похожие на призрачных прохожих, попавших к нам из другой реальности. Дорога была свободной, избавленной в этот уже поздний час от бесконечных изнуряющих пробок. Алексей гнал машину, не останавливаясь на светофорах, нарушая все мыслимые и немыслимые правила. Но мне было все равно, наверное, чем быстрее, тем лучше. И все же я ловила каждое мгновение, проведенное рядом с ним. Обида и ревность остались в прошлом. Неважно, что, когда и как, главное, сейчас он рядом, и пусть минуты утекают быстрее, чем песок сквозь пальцы, я впервые за целый месяц ощущала себя живой. Вместе с болью и отчаянием, страхом и глупой надеждой, которой не суждено сбыться.
Машина резко затормозила, и Алексей повернулся ко мне. Он собирался что-то произнести, и, казалось, не мог. Безразличие, которое он демонстрировал, уступило место волнению. Я видела, как дрожат его пальцы, когда он потер глаза, как изменилось его дыхание, став неглубоким и частым. И сжавшись, приготовилась к разговору, который мы задолжали друг другу еще месяц назад. И время, и место уже не имели значения, вот только я не знала, что сказать в свое оправдание, да и нужно ли оно было. Я опустила голову, чувствуя себя как преступник, которому сейчас будет озвучен приговор, справедливый, но оттого не менее болезненный. Но Алексей, казалось, прочел мои мысли и торопливо сказал:
-Я не буду ничего выяснять, Жень. Это бессмысленно... Хотя очень хочется, - последние слова Алексей проговорил сквозь зубы. - Какого черта все так сложилось, какого хренова черта?.. – прокричал он в сторону, саданув рукой по рулю.
Я вздрогнула. Казалось, этот вопрос был адресован не мне и оттого не нуждались в ответе, но в сердце тысячью иголок впилась вина, и мерзкий голос внутри зашептал «ты ведь знаешь, почему все именно так, правда?». Отмахнулась, заставив себя думать о другом, хоть это было и сложно. Зацепилась взглядом за Лешку. На его лице играли желваки, а рот искривился от злости. Он старался взять себя в руки и не мог, раз за разом сжимая и разжимая кулаки. Наконец, со свистом выдохнув, глядя в окно, глухо произнес:
- Я подал документы на развод. Решение принято, и через два месяца мы будем официально свободны друг от друга. Адвокат, - он прокашлялся, - отдаст тебе документы без обязательной встречи со мной.
Мир рухнул. Внезапно, я вспомнила, где была сегодня, маленькую точку на черно-белой фотографии, звук сердца, наполнивший меня ощущением полета и радости, и прижала руки к животу, словно надеялась уберечь зарождавшуюся во мне жизнь. Сказать сейчас о своей беременности было равносильно бумаге о помиловании, вот только нужно ли оно мне было? Бесконечные объяснения, недоверие и ожидание, в надежде, что мне удастся доказать, что ребенок, которого я ношу под сердцем, от него. Нет, я не пойду этим путем, слишком унизительно. Внутри я горела в агонии, кричала, билась, потеряв надежду на спасение. Сколько еще я могу выдержать ударов, пока не сломаюсь окончательно? Горло сжало невидимой рукой, и я начала задыхаться. Попыталась открыть окно, отчаянно нажав на кнопку. Бесполезно. Алексей наклонился ко мне, и я дернулась, отстраняясь. Мне не нужна жалость, к черту его сочувствие, которое он пытается выказать. Но вместо того, чтобы дотронуться до меня, он открыл дверцу автомобиля, освобождая из вынужденного плена. Я выбежала под дождь, который постепенно затихал. Сделала несколько быстрых шагов.
-Я не держу тебя, Жень, - Алексей пытался говорить спокойно, но голос дрожал, - Господи, - простонал он, - что мы делаем?
Я повернулась к нему. Он вышел из машины и, усевшись на корточки, обхватил голову руками.
Что мы делаем? Я не знала ответа, только поддавшись внезапному порыву, подошла к нему и, присев рядом, обхватила напряженные плечи. На мгновение прижавшись, закрыла глаза. Сумасшедшее биение сердец, стучавших в унисон, остановившееся время и теплые руки, обнявшие меня в ответ. Я оторвалась от Алексея и заставила себя встать. Ноги не слушались. Казалось, еще немного, и я упаду, но я должна была уйти. Пока он не позвал. Не оборачиваться, главное, просто идти вперед. Глаза застилали слезы. Я не понимала, где нахожусь, и только намокшие ноги давали понять, что кругом лужи, в которые я без разбора наступаю. Огляделась. Знакомый двор со старой горкой, фонарь и совсем рядом подъезд. Только пройти двадцать-тридцать шагов. Словно по раскаленным углям, как же больно. Я не выдержала и побежала. Дыхание сбилось, шум в ушах стал нестерпимым. Внезапно дверь подъезда открылась, и из нее показалась огромная мужская фигура. Я быстро проскользнула мимо и заскочила внутрь.
Глава 9.
Алексей сидел на корточках, пытаясь привести мысли в порядок. Как же больно, чертовски просто, словно вспороли сердце тупым ножом. Он еще ощущал женины руки на своих плечах, словно она была рядом. Никому не нужная сцена, бессмысленные вопросы и глухая злость. Как же он хотел все изменить, отмотать проклятую пленку назад, стереть воспоминания о предательстве, вырвать из сердца обиду и начать все сначала. Не мог, потому что, даже простив, он всегда будет помнить, знать, что она принадлежала другому. Алексей поднял голову и проследил взглядом за хрупкой фигуркой, скрывшейся в темноте. Заставил себя успокоиться, потому что желание догнать и вернуть Женю стало острым, как лезвие, вспоровшим его решительность. Ничего уже не изменить, и чем дальше они будут друг от друга, тем лучше. И все же, когда девушка скользнула в подъезд, Бекетов резко поднялся и сделал несколько шагов по двору, который разделил их. Остановился. Выругался сквозь зубы, и, развернувшись на пятках, решительно пошел к машине. Оставалось только сесть за руль и уехать. Два простых действия казались сейчас невыполнимыми. Хотя, забраться в машину, наверно, было более чем реально, а вот уехать, когда Женя рядом, стоило только подняться по лестнице, позвонить в дверь и… И что? Ответа Бекетов не знал. До этого разговора он был уверен, что поступает правильно, подав на развод, а вот сейчас он в нерешительности замер у машины, и мысли которые кружились в голове, были пропитаны сомнением. Бекетов привык поступать, подчиняясь фактам и неоспоримой логике, анализируя происходящее и делая выводы, которые были понятными и правильными. А сейчас не было холодного расчета и оценки, только растерянность и непонимание, вызванные чувствами, которые он не мог заглушить. Бекетов помотал головой, словно надеялся, что мысли прояснятся, и решение, принятое им две недели назад, снова покажется верным, но ощущал себя расколотым на множество частей, и каждая из них кричала что-то свое. И больше всех усердствовало разочарование. Алексей слишком доверял Жене, считал едва ли не уникальным в этом отношении человеком, единственным, с кем он мог становиться самим собой, оставляя холодность и жесткость, которые из привычной маски все больше превращались в истинное отношение к жизни и людям. Друзей, кроме Молчанова, у него не было, а с Натальей в отношениях он всегда выдерживал дистанцию, скорее по привычке, нежели от того, что не был к ней привязан. И только с Женей мог расслабиться и поверить в то, что обычное человеческое счастье может быть ему доступно, и близкие отношения не являются чем-то недостижимым. Рядом с ней он учился видеть мир в красках, чувствовать то, о чем уже позабыл за долгие годы. Она учила его удивляться простым вещам, находить радость в мелочах и, главное, заставляла смеяться, чего он не делал уже давно. И сейчас Алексей ощущал, как из него по капле вытекает подаренная когда-то ему Женькой жизнь, а вместо нее образовывается зияющая как черная дыра пустота, беспросветная и холодная.