К глазам подступили слезы. Я прошла этот путь, чтобы обрести тебя, малыш. Я ошибалась, падала и поднималась. Цена ошибки всегда высока, и что бы мы ни делали, нам не избежать расплаты. Но я расплатилась за все сполна. Чаша моего страдания и без того переполнена. Для Алексея же все только начинается. Я не желала ему зла. И в то же время понимала, что и ему придется платить по счетам. Незнанием, что где-то растет его ребенок, невозможностью видеть, как он делает первые шаги, произносит первое слово. Алексей сделал свой выбор. И я не буду препятствовать ему. Темнота вокруг сгустилась, став почти осязаемой. Она скользила по плечам и рукам, обнимала меня, убаюкивая. Я подтянула колени к груди и положила на них голову. На стене вразнобой плясали тени. Длинные, крючковатые пальцы-ветви сплетались в клубок, расходились и соединялись снова, словно танцуя неведомый танец. Мы встретились лишь для того, чтобы расстаться. Любили лишь для того, чтобы возненавидеть. Сегодня все закончилось. Для меня, для него. Для нас. Подняв с пола телефон, я набрала всего лишь одно слово: «Прости». И, получив сообщение о доставке, удалила номер Алексея. Я ставила в наших отношениях точку. Сердце болезненно сжалось. Оно отказывалось признать неотвратимость того, что произошло. Упрямое, глупое, неподвластное разуму. Оно любило, плакало, рвалось из груди. Его не усмирить, не успокоить. Я закусила губу, сдерживая стон. Что бы ни было, я не буду оборачиваться назад, тешить себя иллюзиями, что все еще можно вернуть. Я буду жить дальше. Переступлю через себя, но не сдамся, не опущу руки. С трудом поднявшись, я легла поверх одеяла и свернулась в клубок. Меня знобило. К утру поднялась температура, и врач, делавший обход, в срочном порядке отправил меня на анализы. Узи показало незначительное отслоение плаценты. Кислицина тут же принялась говорить, что она предупреждала, но ее никто не слушал. Рита спорила с ней, доказывая, что ничего страшного не произошло, и температуру могло спровоцировать все что угодно.
- Готовь операционную, Рита. И не спорь. Все указывает на то, что началось воспаление. Ты не несешь ответственность за ее жизнь, в то время, как я…
- Я подпишу любые бумаги и уйду отсюда. С вашего согласия, или без него, - я встала с кушетки и, пошатываясь, подошла к столу.
- Ненормальная, - Кислицина едва не брызгала слюной, - я врач, без пяти минут кандидат медицинских наук. И какая-то сопливая девчонка будет указывать мне, что делать! Подписывать она отказ собралась. Не я, так в другой больнице…
- Мне все равно, что вы думаете…
- Нужно хотя бы температуру сбить, Женя, - Рита подхватила меня под руки, усаживая на стул. – Я сейчас посмотрю твои назначения. Тебе поставят укол, ты отдохнешь…
- И попаду прямиком на операционный стол. Нет, Рита, - я покачала головой. – Я хочу уехать домой.
- Да пусть катится ко всем чертям, раз такая умная, - Кислицина бросила передо мной бумагу и ручку. – Пиши, что хочешь. Только потом не жалуйся, что тебя не предупреждали.
Я написала отказную. Вернувшись в палату, я собрала вещи и позвонила Ольге. Она не задала ни одного вопроса. Только сказала, что сможет забрать меня ближе к обеду. Благо, меня не выставили из больницы сразу. Кислицина, правда, порывалась, но заведующая одернула ее, дав понять, что я здесь на особом положении. Мне все же поставили укол, не став слушать моих возражений, и снабдили списком лекарств, которые нужно было принимать в течение месяца.
- И никакой самодеятельности, Евгения. Как вернетесь домой, сразу обратитесь в консультацию. Вас должны будут поставить на учет, - заведующая строго посмотрела на меня. – В отличие от Кислициной, я не вижу необходимости задерживать вас. Дома, как известно, и стены помогают.
Я благодарно кивнула. Это был единственный случай, когда заведующая проявила по отношению ко мне если не заботу, то хотя бы участие.
В половине второго приехала Ольга. Осунувшаяся, бледная, она пыталась улыбаться, шутить, но я видела, что ей совсем не до меня и моих проблем.
- Сначала забираем твои вещи на Щелыгина. Потом ко мне. Я предупредила теть Валю, что ты поживешь у нас.
Я мотнула головой.
- Нет, Оль. У меня есть свой дом…
- Ты не будешь жить там. Тем более что…, - она остановилась у машины и, открыв дверцу, поставила пакеты на заднее сиденье. - Я не хотела говорить тебе, Жень. Но ты и сама все узнаешь, - она повернулась ко мне. - Неделю назад пришли бумаги о разводе и… по документам ты не имеешь права на эту квартиру. Она принадлежит Алексею Бекетову.
Я судорожно втянула воздух. Еще один удар. Болезненный, жестокий. Неожиданный. А на что я рассчитывала? На что угодно, но только не на это…
- Так не должно быть, Оль… Это неправильно…
Ольга обняла меня за плечи.
- Я уже разговаривала с юристом. Ты можешь подать встречный иск и…
Я слышала ее как сквозь вату. Голова налилась тяжестью. Ноги с трудом держали меня.
- Поехали, Жень… Все потом, - Ольга склонилась ко мне и, придерживая под локоть, усадила в машину.
Потом… Вот только где взять силы для борьбы? Как выдержать, не сломаться? Я закрыла глаза. В очередной раз жизнь поставила мне шах и мат, без права сделать ответный ход. Так не должно быть, но… все же бывает.
29 глава.
Новосибирск встретил Алексея дождем. Серое небо нависло над городом, как тяжелый полог, рассыпаясь мелким бисером капель, падавших на землю. Алексей поднял воротник пиджака и, втянув голову, шагнул под дождь. Марина, ожидавшая его у машины, торопливо подбежала к нему с зонтом.
- Вымокните, Алексей Викторович! – она укоризненно покачала головой.
Алексей ничего не ответил. Лишь протянул руку, забирая у девушки ключи.
- Константин Максимович уже ждет вас. Приехал ни свет, ни заря с ордером на обыск. Видели бы вы, как они там…, - Марина горестно вздохнула, – такой беспорядок устроили, а компьютер Павла Александровича с собой забрали. Я пыталась…
- Все в порядке, - отрезал Бекетов. – Когда в последний раз ты видела Круглова?
- Я вам говорила уже, Алексей Викторович, - девушка сбивчиво принялась пересказывать то, что он уже слышал. – Приехал за вещами пару недель назад. Помятый весь, небритый. Разгромил свой кабинет. Его потом охрана вывела. Он кричал… Мне даже показалось, что он не в себе был, потому что… Павел Александрович все про Женю вашу…, - Марина запнулась и бросила на Бекетова извиняющий взгляд. – Про Евгению Максимовну… Он сказал, что она за все заплатила. А что и как дальше было, я не знаю. Охранник наш Олежка его на улицу вывел и… все вроде бы…
Алексей открыл дверцу и сел на водительское сиденье. В салоне едва уловимо пахло женскими духами и сигаретами с ментолом.
- Так и не избавилась от вредной привычки, Марин?
- Где уж тут! - Марина поморщилась. - Этот следователь грозился на нас налоговую натравить, если мы не будем сотрудничать. А что я знаю-то?.. – она передернула плечами. - А Павла Александровича жалко. Неизвестно еще, придет он в себя, или нет. Я в больницу вчера ездила. К нему не пускают. Состояние тяжелое. Мама там его… я с ней поговорить хотела, а она от меня шарахнулась, как от чумной. Я ведь только помочь. Может что из лекарств нужно, да и мало ли что понадобится? Он ведь даже если и выживет, инвалидом останется. Мне сестричка шепнула, когда я в ординаторской искала врача.
Алексей стиснул зубы. Вот ведь… при всей своей нелюбви к Круглову такой участи он ему не желал. Развела их жизнь по разные стороны, перемолола, как в жерновах, но ведь было время, когда Круглов и плечо ему подставлял, и выручал, и поддерживал. Алексею вспомнилось, как они начинали. Офис в полуподвальном помещении, старенький ноутбук, один на двоих. Первые клиенты, которых Павел непостижимым образом находил и приводил к ним. Как уж он уговаривал их, одному Богу известно. А как они отмечали первые сделки, вдрызг напиваясь все в том же подвальчике, и Пашка его на себе до дома тащил. Всякое было… Пока не появилась Женька, и не завертелось все, не закрутилось… Алексей резко выдохнул.