Но и на поверхности смерть и безмолвие царили не так уж долго - спустя всего десять лет на безлюдных улицах шумела молодая лесная поросль. А по прошествии пятидесяти лет, уже вряд ли кто сказал бы, что там, где мохнатые облака ласкают макушки высоких сосен, полвека назад бурлил огромный мегаполис.
Настоящие москвичи не покинули руины города - они прятались под землёй, пока излучение не ослабло. Потом они научились жить в гармонии с лесом, и стали настоящими "людьми леса", как любят называть нас малохольные горожане. И жить в согласии с лесом они завещали своим детям и внукам. А те создали особый свод законов и ритуалов, который хранится кастой жрецов-заклинателей, к которым принадлежу и я, ― дед Аркадий прервал свой рассказ, чтобы перевести дух. Ничего не поделаешь - почтенный возраст, он и у парового котла дышать полной грудью мешает, и в лесу.
Олег не упустил случая вставить свои "пять копеек":
― Красивая сказка, но не очень правдоподобная.
― Дурак ты, парень! Сказка - это история, которую вам в школах преподают. А то, что я рассказал - истина. Нельзя бороться с лесом - с ним надо ладить, и тогда тебе не страшен ни голод, ни холод, ни полицейские дирижабли. Лес - он всё помнит и понимает. За добро отблагодарит, и за зло строго спросит. Это, кстати, и ваши правители понимают, потому к нам особо не суются. А вот торговлю с нами ведут на нейтральной территории. Вымениваем дары леса, и удивительные материалы, оставшиеся от старой Москвы, на оружие, сахар, муку и прочие припасы. Дела эти ведутся, правда, в тайне от простых людей, вроде тебя. И правильно - надо ведь кем-то детей, да девок молодых пугать, чтобы вели себя пристойно, ― старик рассмеялся. А вот Олегу было не до смеха, и он, заметив, как развеселился заклинатель, вновь попытался уговорить его:
― Дед Аркадий, отпусти меня. Клянусь, тут же про вас забуду. Слова никому не скажу о лесных людях.
В ответ раздался притворно-горестный вздох:
― И рад бы, Олежка - парень-то ты неплохой. Но, увы, не могу. Наверху бушует страшный пожар, и надо что-то делать. Если мы принесём тебя в жертву, то вызовем дождь, который погасит огонь. Лес будет спасён, а значит, будет жить и старая, настоящая Москва.
― Но это же бред - как может вызвать дождь убийство человека?
Старец пожал плечами.
― Порой, я и сам сомневаюсь, что это действует. Но каждый раз я отбрасываю сомнения, и всегда убеждаюсь, что ритуальное убийство, в самом деле, помогает, да ещё как. И потом, не важно, верю я в силу жертвы, или не верю. Важно, что верят они, ― дед Аркадий распахнул дверь, за которой в нетерпении переминались с ноги на ногу несколько крепких мужчин.
― Всё, ребята, времени нет - тащите его наверх. Пора!
Олег плохо помнил, как его тащили по коридорам, тоннелям и галереям. Из ступора его вывел запах гари, яркий свет и крики десятков лесных жителей. Посреди небольшой лужайки пугающе изготовилась страшная конструкция: к вершинам двух молодых сосен были привязаны верёвки. По шесть крепких мужчин тянули за каждую из верёвок, сгибая стволы деревьев.
Олег, хоть и не был специалистом в кровавом ремесле палача, сразу догадался, какая кошмарная участь его ожидает. И он совершенно не желал оказаться разодранным на куски, которые будут долго болтаться на соснах на потеху воронью и личинкам-трупоедам. Олег окинул взглядом конвоиров, за руки тянувших его в центр полянки. Крики сородичей, собравшихся на жертвоприношение, действовали на крепких, но неопытных парней, как сильнейшее дурное зелье. Их трясло от возбуждения и гордости за выпавшую честь вести жертву на заклание. Оказавшись в центре всеобщего внимания, парни, похоже, были на пике счастья.
По выражению их лиц и дрожи пальцев, Олег сделал вывод, что конвоиры находятся на грани исступления, и едва не парят над землёй от осознания собственной избранности и силы. Олег понял, что парни, тянущие его за рукава, абсолютно уверенны, что жертва находится в их абсолютной власти. Он решил воспользоваться этим, и, резко подтянув колено правой ноги к животу, ударил пяткой в свод стопы одного из конвойных, вложив в удар всю свою силу и ненависть.
Ступавший с задранным к небу носом стражник тут же скривился лицом, и заорал, заглушая собравшуюся публику. Олег вырвал свою руку из ослабшей ладони конвоира, и, крутанувшись на пятках, всем телом навалился на второго парня, и вместе с ним рухнул на землю. Так как противник Олега был не готов к такому повороту, его падение было сокрушительным, и заставило отпустить рукав жертвы.
Олег сам не ожидал от себя такой стремительности и ловкости, но теперь его тело работало подобно хорошо смазанному паровому двигателю. Поднявшись с земли, он одним прыжком преодолел расстояние до группы мужчин, занятых сгибанием дерева, и, кувырнувшись, подкатился им под ноги. Мужики повалились, как вымокшие под осенним дождём снопы. Из пятерых лишь один умудрился не разжать ладоней, плотно ухвативших натянутую, как струна, верёвку. И это стало его роковой ошибкой - ствол сосны, не удерживаемый более весом шести крупных мужиков, разогнулся калёной пружиной, и принялся бросать живой маятник из стороны в сторону. Стоявшие стеной лесные жители, с нетерпением ожидавшие кровавой жертвы лесу, бросились на землю, чтобы их не покалечило болтавшимся на верёвке, и отчаянно вопящим, телом.
Олег, пнув кого-то на прощание, пробежал по спинам "настоящих москвичей", и юркнул в густой кустарник. Защищая лицо от хлёстких веток, Олег бежал, не разбирая пути. Ему некогда было выбирать верное направление - он ведь не знал даже, в какой части леса его вытащили из подземного города. Единственным его желанием было убежать как можно дальше от жаждущих жертвенной крови лесных людей.