Самое главное, в народе не было ни малейшего признака чувств расового превосходства русских по отношению к другим народам России и мира, что определяет основную черту шовинизма, расизма и воинственного национализма, хотя необходимо признать существующее в народной среде чувство эдакой бытовой дружелюбной снисходительности по отношению к представителям некоторых национальностей, попадающих в русскую народную стихию.
Вторая половина XIX – начало XX в. резко изменили ситуацию в стране. Мощные социально-экономические и политические процессы нового времени подтачивали устои прежней империи. Близились революционные потрясения. Народы России, лишенные по разным причинам своей государственности и не прошедшие определенных историей цивилизованных ступеней развития, устремились на путь самостоятельного решения своих исторических судеб.
В этих же условиях верхи российского общества обратились к рычагам национализма как к панацее против поднимающих голову национальных движений народов страны, против революционных сил разных направлений. С конца XIX в., но особенно определенно в ходе революции 1905–1907 гг. и в послереволюционное время консервативные силы, близкие к трону, выдвигают лозунги незыблемости самодержавия как исконной русской формы правления, стабильности системы помещичьего землевладения, единой и неделимой России, борьбы против пагубных общественных перемен и настроений, воинствующего православия и религиозной нетерпимости, великодержавного шовинизма и антисемитизма, ксенофобии[26].
Одновременно националисты (и об этом также надо сказать откровенно) вели критику правительства, настаивая на борьбе с бюрократией, ратуя за уравнение прав всех сословий, за сохранение общинного землевладения, развитие страхования рабочих; некоторые из них активно поддержали реформы Столыпина.
Создаются националистические организации: «Союз русского народа», «Объединенный русский народ», «Русский народный Союз имени Михаила Архангела». Именно в начале века зазвучали слова, которых не знала ранее Россия, о защите русского народа от инородческой опасности, о том, что Россия представляет собой осажденную инородцами крепость, что Россия должна принадлежать русским[27] и т. д. Но что характерно – националистическая истерия не затронула широких слоев народа. Под этими знаменами шла часть духовенства, дворянства, купечества, некоторые слои городских обывателей.
Скажем, «Союз русского народа» насчитывал 350 тыс. человек, «Русский народный союз Михаила Архангела» – около 60 тысяч. Это было немало, но в стране обитали десятки миллионов людей. Трудовой народ остался глух к этим настроениям. Любопытно, что на выборах в I Государственную думу в 1905 г. от монархических правых партий прошло лишь 9,2 % выборщиков, а черносотенцы получили 6,1 % голосов выборщиков, хотя избирательная система дискриминировала крестьянство и городские трудовые слои и отдавала преимущество тем социально-политическим силам, которые могли поддержать националистические призывы[28].
Думается, что традиционно интернационалистские настроения народа сыграли свою роль в этих процессах, оставив националистов без широкой массовой опоры. Однако националисты выступали хотя и немногочисленным, но сплоченным фронтом. Их пропаганда, насильственные действия, в частности еврейские погромы, спровоцированные ими столкновения между армянами и азербайджанцами и другие акты имели широкий общественный резонанс и придавали времени определенную националистическую окраску.
В первые революционные и послереволюционные годы национальные отношения резко обострились. Во-первых, русское националистическое движение нашло себе дополнительную опору в катастрофическом для старой России коллапсе страны: разрухе, утрате всех старых общественных ценностей, отпадении от России веками собираемых национальных территорий. По существу, большинство «белых» антибольшевистских движений выступало не только под реставрационно-монархическими или буржуазно-демократическими лозунгами, но и под лозунгами националистическими. Сохранение единой России, возрождение ее территориальной целостности были маниакальной идеей правительств и Колчака, и Юденича, и Деникина, и Врангеля. Но надо объективно признать, что этот всплеск русского национализма имел весьма специфический характер. Он снова был вызван тяжелым положением страны, утратой ее прежних приоритетов, горькими размышлениями о судьбах Родины, как их понимали дворянство, чиновники, офицерство, православное духовенство, предпринимательские слои, благополучный обыватель, зажиточное крестьянство – все, кто был сметен с общественной арены большевистской революцией. Одновременно наблюдался взрыв национализма в «инородческих» регионах России. На развалинах рухнувшей империи создавались националистические правительства, множилась и совершенствовалась националистическая, зачастую антирусская и, естественно, антибольшевистская пропаганда, поскольку большевики сразу же фактически выступили политическими наследниками центральной власти в России, несмотря на свои интернационалистические лозунги.