Ополчение, прибыв к Москве, расположилось вдоль стен «Белого города» – от Петровских ворот до Москва-реки. Главные силы стояли у Арбатских ворот. 2500 казаков Трубецкого[55] располагались в Замоскворечье, в районе Крымского двора. Гетман Ходкевич расположил свое войско, состоявшее из поляков, литовцев и различных наемников, в том числе немецких, станом на Поклонной горе. Войско Ходкевича насчитывало не менее 12 тыс. чел.[56]
Сражение 22 августа началось наступлением противника, который переправился с утра через Москва-реку возле Новодевичьего монастыря, подошел к Чертольским воротам[57] и атаковал ополчение. Преимуществами Ходкевича являлись его кавалерийские, хорошо вооруженные части, которым не могла противостоять неопытная конница народного ополчения. Ведя бой в пределах Земляного города[58] среди сгоревших улиц, Пожарский приказа спешить конницу и биться пешими. Особенно жаркий и продолжительный бой разгорелся на левом фланге ополчения, на берегу Москва-реки, близ Алексеевской башни. Трубецкой бездействовал. Тогда казачьи сотни, посланные Пожарским Трубецкому, увидев трудное положение ополченцев, сами пошли к ним на помощь, не спрашивая разрешения начальников. К ним также самостоятельно присоединились некоторые атаманы Трубецкого. Они кричали Трубецкому, что «в вашей нелюбви к Московскому государству и ратным людям пагуба становится». Сражение длилось 7 часов. К концу дня Ходкевич с большим уроном был отброшен и отошел на Воробьевы горы. На месте сражения было подобрано и закопано больше тысячи трупов. В ночь с 22 на 23 августа Ходкевичу удалось при помощи одного изменника перебросить до 600 чел. в Кремль для усиления польского гарнизона. 23 августа войско Ходкевича заняло Донской монастырь. В этот же день была отбита вылазка противника из Китай-города. 24 августа произошло второе большое сражение. В связи с занятием Донского монастыря значительная часть ополчения переправилась на правый берег Москва-реки – в Замоскворечье. Утром Ходкевич из Донского монастыря повел свое войско в Замоскворечье, где и развернулось сражение. После пятичасового боя отряды ополченцев начали отходить. Между тем, Трубецкой продолжал бездействовать, даже отошел несколько назад, что позволило полякам занять очень важное место у церкви Климента. Тогда Авраамий Палицын отправился в казацкие таборы и добился согласия казаков принять участие в сражении, пообещав отдать драгоценную монастырскую казну. Одновременная атака казаков и ратников народного ополчения на польский острожек у церкви Климента закончилась полным успехом, и почти весь гарнизон был перебит. Опасность прорыва в Кремль со стороны Замоскворечья была предотвращена.
В этот же день Минин обратился к Пожарскому с просьбой дать на подмогу людей. Тот ответил: «Емли ково хощеши». Минин с ополченцами переправился через Москва-реку и напал с фланга на польские конные и пешие роты. Неожиданное нападение вызвало среди поляков растерянность и панику, они не выдержали и побежали к своему лагерю. Успешный натиск Минина стал сигналом к общему наступлению: «пошли тиском» к польскому лагерю. Теснимый ополченцами, Ходкевич «в великой ужасти» отошел к Донскому монастырю, где его отряд стоял всю ночь, не слезая с коней. На следующий день Ходкевич не решился на возобновление попытки прорваться в Кремль. Вскоре он отошел от Москвы – «срама же ради своего прямо в Литву поидоша».
С уходом Ходкевича участь польского гарнизона в Москве была решена. Победы Минина и Пожарского в сражении с лучшими польскими войсками высоко подняла авторитет вождей ополчения. Трубецкому не оставалось другого выхода, как присоединиться к ополчению. Поляки, сидевшие за стенами Китай-города и Кремля, оказались в замкнутом кольце осады. В конце сентября Пожарский предложил полякам сложить оружие. «Вам самим известно, что Карл Ходкевич приходил со всем полевым войском,… много было тогда польского и литовского войска; никогда прежде не бывало столько ваших людей, а теперь вы сами видели, как гетман пришел и с бесчестием и страхом он ушел от вас, а тогда еще не все наши войска прибыли». Польские шляхтичи продолжали упорствовать, считая, что простые русские люди не в состоянии сражаться с профессиональными воинами.
56
См.