— Дерзости тебе не занимать, девочка, — хмыкает Краснов и с интересом принимается разглядывать Мадину, которая передает свое напряжение через наши сцепленные пальцы, — вопрос, — он поднимает руку с очками, проводя глазами по каждому из присутствующих, — с чего ты взяла, что я тебя послушаю, а? Мне дали подарок, и я хочу его забрать.
— Мне кажется, — Алиева еще крепче сжимает мои пальцы, которые уже немеют от силы, с которой она их сдавливает своими, но я внимательно слежу за реакцией Краснова на спич Мадины, чтобы вовремя спасти ситуацию, — ты — человек с принципами.
— Ближе к сути, девочка, — Валерка делает шаг в направлении ведьмы, и я тут же дергаю ее на себя, — я начинаю нервничать.
— Вряд ли ты захочешь брать то, чем пользовался твой далеко не друг, — Алиева бросает на меня косой взгляд, от чего сердце принимается долбить чечетку за ребрами. Какого хера она творит?! — Для справки: Вероника не моя подруга. Она мне ни родственница. Никто. Её слову нельзя верить.
— Я злюсь, — Краснов сжимает кулаки. Очки с хрустом разваливаются в его руке, но Мадина и бровью не ведет.
— Я не имею той ценности, о которой сказала Вероника, — Алиева мило улыбается, пока я усиленно сохраняю покер фейс, — я лишилась девственности полгода назад с другом брата.
Кажется, сука, я глохну от того, что слышу. Всматриваюсь в лицо ведьмы, но там высвечивается лишь стойкая уверенность, и ничего больше. Сглатываю противную горечь вместе со слюной и прекращаю сдавливать пальцы Алиевой, но она не ослабляет хватку.
— Адам может подтвердить, — Мадина поворачивается ко мне и прожигает взглядом, — что я не такой уж ценный подарок, каким меня выставила Вероника. Так ведь, Адам?
— Для меня ценный, — выдавливаю на лицо фальшивую улыбку, переводя взгляд на Краснова, рожа которого пошла багровыми пятнами от злости, — но не из-за целки.
— Тогда, — Валерка прищуривается и тычет в нас пальцем по очереди, — что было в общаге?
— Любим экстрим, — произношу с той же маской вместо лица, — секс потом охуенный. Попробуй.
— Больные, — Валерка криво улыбается. Интерес в его глазах по отношению к Алиевой ощутимо гаснет. Напряжение витает в воздухе, но тестостерона намного меньше. Только это не избавляет от привкуса горечи во рту. Кажется, своими словами ведьма сделала пробоину в моей броне, и через дыру выкачивается кровь, сука. С другом брата? Какого х*?!
— Кстати, если знаешь, где Орлова, то буду благодарен за информацию. Есть у меня к ней особый разговор, — сбиваю и дальше с толку Краснова, а Мадина жмется ко мне и заглядывает в глаза. Сейчас она совсем на себя не похожа, и мое тело цепенеет от изменений, которые ведьма демонстрирует перед всеми.
— Я бы тоже с ней поговорила, милый, — приторные слова вызывают тошнотворное ощущение внутри, но я киваю и не сопротивляюсь, когда Мадина сама целует меня.
Валерка громко матерится, а мы исследуем рты друг друга, причем Мадина делает это с таким рвением, что у меня в голове мозги перемешиваются в кашу. Губы мягкие. Вкус наркотический. Я разгораюсь все сильнее.
— Отпусти меня! — Мадина толкает меня в грудь руками. Я не сразу понимаю, что мы остались с ней вдвоем на трассе. Алиева высвобождается и отходит от меня на пару шагов, прижимая ладонь к губам.
— Куда ты? — хочу пойти следом, но она обходит машину и поворачивается ко мне спиной.
— Не трогай меня, Адам…Пожалуйста, не трогай меня сейчас…
Глава 33. В какие игры ты играешь, Адам?
Мадина
Меня всю трясет от того, что я сейчас вытворила. Никогда не умела выставлять себя стервозной сукой, но страх сыграл со мной злую шутку и подтолкнул к самому краю. Перед глазами застыла картинка с лицом Адама, когда я сказала, что переспала с Глебом. Слишком явное разочарование вперемешку с презрением что ли…
Даже не знаю, что меня добило больше. Потеря его интереса, или мое показательное выступление. Хотя… Если он перестанет давить на меня, то мне нужно радоваться, не так ли? Только вместо безумной радости я испытываю горькое саднящее чувство неполноценности. Словно кроме девственности во мне нет ничего примечательного…
— Мадина? — Абрамов подходит ко мне, но останавливается на приличном расстоянии, что вызывает у меня усмешку. — Ты в порядке?
Сглатываю противный ком, который встал поперек горла, и выжимаю всю ту же театральную улыбку, которой несколько минут назад светила перед Валерой. Одному Богу известно, насколько сложно мне ломать себя изнутри, но я делаю это, замораживая чувства в глубине души. Чем больше я показываю свои слабости, тем больнее мне прилетает. Не хочу так. Невольно бросаю взгляд на губы дьявола и гашу стон, рвущийся из груди. От воспоминаний о поцелуе низ живота сводит спазмом, и я хочу стереть вкус Адама со своих губ, которые словно иглами протыкают.
— Да, — отворачиваюсь, — ещё нужно ехать на ужин?
Касаюсь пальцами ручки автомобиля. Сердце барахтается в грудной клетке, вызывая сильнейшую дрожь по телу, но я сохраняю маску спокойствия. Ведь об этом Адам мне говорил? Играть роль перед его родителями и бывшей девушкой.
— Подожди, — Абрамов прикрывает дверь, которую я открываю, чтобы сесть в машину, — что с тобой?
— Что со мной? — убираю свои пальцы из-под его горячих и отвожу взгляд в сторону леса, складывая руки на груди. — Прическа испортилась?
— Ма-ди-на, — рычит дьявол и заставляет посмотреть ему в глаза, крепко сжав подбородок пальцами, — ты хоть понимаешь, что ходила по лезвию? — не отвечаю ему, слушая, как гулко бьется несчастное сердце. Его словно в клетку посадили и подкидывали внутрь угли, чтобы сгорело заживо. — Не думал, что можно так просто отделаться от Валерки, но ты ударила наугад и попала в цель.
— Но получилось же? — равнодушно пожимаю плечами, пока Адам всматривается в мои глаза своими хищными. Они сейчас настолько темные, что хочется провалиться под землю. Находиться рядом с ним становится все тяжелее с каждой секундой, потому что мне приходится бороться со своими чувствами, которые так не вовремя просыпаются. — Если у человека есть принципы, то он не станет трогать невиновного, особенно не имеющего ценности.
Абрамов скрипит зубами и шумно выдыхает, пока я впитываю его эмоции. Не хочется верить в то, что происходит, но моя маленькая ложь приоткрыла завесу и показала истинное отношение Адама.
— Ты переспала с другом брата?
Абрамов выталкивает каждое слово через зубы и прерывает наш зрительный контакт. Я даже рада. Невозможно выдерживать его тяжелую энергетику и врать, глядя в глаза.
— А что тебя так удивляет? Я не приносила справку о девственности.
Он лишь хмыкает. Не смотрим друг на друга, пребывая в ожидании. Мне обидно до чертиков. Я для него все так же продолжаю быть грязью, которую он спасал ради того, чтобы стать первым, видимо. Других поводов возиться со мной не видела. Адам убирает руку с двери и указывает мне на сиденье.
— Нас ждут на ужине, — сухо бросает, рассматривая капот авто, словно меня нет.
Когда я без сил опускаюсь на сиденье, дверь громко закрывается. Адам не спешит садиться за руль, обходит машину и достает сигареты. Я наблюдаю за ним, борясь с желанием открыть правду, и качаю головой. Глупая, Мадина… Мажорам нужны лишь игрушки. Судя по тому, что со мной произошло в университете в первый же день, на чувства они не способны. В жалких умах есть место лишь для грязных игр и только. Перестаю испепелять Абрамова взглядом и концентрирую внимание на своих пальцах, тщетно закрываясь от того, как мне неприятно. Я, как кусок мяса, на прилавке. Все хотели взять, пока думали, что убитой свинье сделали прививку, а когда появилась другая информация, вытерли слюни и пошли дальше.
— Валерка отступил на время, ведьма, — произнес Абрамов, когда мы въехали в город, — он десять раз проверит то, что ты сказала.