в ясном освещении южной летней ночи становилась все менее
и менее заметна и, наконец, скрылась за горизонтом.
Теперь первоочередным делом для нас было выдержать битву
с бурным морем, которое простиралось на 2000 морских миль
от южного берега Австралии до южно полярного континента.
В северной части этого моря на широте сорока градусов завывал
бурный западный ветер.
Мы должны были пересечь море и на пятидесятом градусе
вступить в область туманов, айсбергов и снега. На этой
параллели происходит внезапный переход от климата умеренного
к холодному. Сменой климатических зон и объясняется
пелена тумана, почти всегда висящая над водой2.
Оставив эти опасные широты позади, мы будем двигаться
к шестидесятым градусам, где, по моим ожиданиям, должна была
произойти встреча с поясом плавучих льдов, ежегодно
образующихся у берегов южнополярного континента. Бушующие
антициклоны при наступлении антарктической весны разрывают этот
пояс на куски и гонят их на север.
С тех пор как мы оставили Лондон, лето для нас не
прекращалось. Оно должно было продолжаться и дальше. На нашем
долгом пути мы имели возможность наблюдать, как различно
выглядят летние месяцы под разными широтами. Когда мы
покидали Европу, стояли теплые дни позднего лета. Надвигалась
одень. Проплыли под тропическим солнцем зону вечного лета.
Пересекли экватор, и нас встретила весна южного полушария.
Теперь предстояло использовать короткое антарктическое лето,
для того чтобы внедриться в южнополярные льды.
Нам предстояло пробыть еще два месяца в плавании
прежде, чем достигнем южнополярного континента. Мы выбрали
не наиболее короткий путь к месту назначения, мысу Адэр,
который лежит на 170° восточной долготы. Кратчайший путь
был опасен в том отношении, что западный ветер мог бы нас
слишком сильно отогнать к востоку. В этих широтах стоит только
быть снесенным ветром в сторону от цели, как становится почти
невозможным снова лечь на правильный курс. Поэтому мы
двигались на встречу южнополярному льду приблизительно вдоль
150° восточной долготы, то есть значительно более западным
курсом.
У меня были еще и другие причины придерживаться более
западного курса. Я хотел получить возможность обследовать
район островов Баллени и, в частности, тот участок, где Уилкс
в 1823 году3 нашел землю, что сэром Джемсом Россом позднее
не было подтверждено. Как известно, между этими двумя
исследователями разгорелся жаркий спор по вопросу о наличии там
земли.
На пути сквозь зону западного ветра нас сопровождало
огромное количество птиц. Преобладали капские голуби, альбатросы
и маленький черный буревестник (Oceanites oceanicus).
Буревестник вместе с коричневым альбатросом следовал за нами до
самой полосы льдов.
24 декабря мы находились на 51°47' южной широты и 152°13'
восточной долготы. Был сочельник. По этому случаю мы,
положившись на почтаря Нептуна, опустили в море деревянный ящик
с письмами. Письма эти до сих пор не дошли по адресу. В 1895
году примерно на этом же месте мы отправили приблизительно
таким же способом почту с «Антарктика». Письма аккуратно
сложили в бычий пузырь, врученный нам для этой цели
норвежским консулом в Мельбурне, и «почтовый мешок» был брошен
за борт. Едва это произошло, как подлетел большой
альбатрос и все проглотил.
Вечером мы справляли Рождество.
26 декабря мы находились на 53°26' южной широты.
28 декабря поднялся юго-восточный шторм. Волны были так
высоки, что время от времени перекатывались через палубу.
Собаки сильно страдали от непогоды. Пришлось загнать их
на полубак, и они были набиты там, как сельди в бочке. Как-то
раз судно зарылось носом в воду и всех собак накрыла волна так,
что ни один волосок не остался сухим; насквозь промокшая
шерсть замерзла. Им нигде нельзя было найти сухого местечка
для сна. А между тем чего собака не переносит, так это
именно невозможности обсохнуть. Вечером 28 декабря мы видели
экземпляр гигантского буревестника (Ossifraga gigantea), а также
пару темных альбатросов.
29 декабря пересекли шестидесятый градус широты. На
следующий день, 30-го, в южном направлении сверкнул утром лед,
и вскоре вслед за этим мы увидели в воздухе первого снежного
буревестника (Pagodroma nivea).
Мы поняли, что плавучие льды уже недалеко. Скоро поплыли
мимо судна отдельные льдины. Спустился туман, и температура
понизилась. Мы достигли льдов раньше, чем я ожидал, хотя на
том градусе долготы, который я избрал для продвижения к югу,
и можно было рассчитывать на раннее появление плавучих
льдов.
Появление льдов вызвало на борту оживление. Туман,
однако, стал очень густым, и видимость ухудшилась до предела.
Барометр упал, и мы медлили вступать в полосу льдов. Имело
смысл дождаться благоприятного момента—тихой погоды и
отсутствия волнения на море.
Кромка льда имела приблизительно два фута в толщину;
в полыньях была видна масса рачков. Вода казалась от них
совсем красной. В ту ночь никто не спал. Перед лицом первых
истинных трудностей у всех пропал сон. Один из моих
спутников записал в своем дневнике: «Ей-ей, мы теперь попали в
новый мир».
31 декабря на 62° южной широты и 159р25' восточной долготы
мы благополучно вошли в паковый лед. Глухие удары ледяных
глыб о крепкий нос «Южного Креста» можно было слышать и
ощущать даже в машинном отделении.
Мы только начали углубляться в пак, как заметили белого
тюленя (Lobodon carcinopaga), но не успели взять в руки оружие,
как он исчез.
Позднее препаратор Гансон обнаружил на льду другого
тюленя. Выяснилось, что это тоже белый тюлень, который спокойно
разлегся и спал. Ход судна затормозили, Гансон спустился на
лед, чтобы застрелить тюленя.
Гансон следующим образом описывает это в дневнике:
«Я быстро вскинул ружье и спустил курок, но выстрела не
последовало. Поскольку тюлень задвигался, я отбросил ружье
и поспешил к животному с острогой. Тюлень хотел удрать, но
в этот момент я нанес ему удар острогой. Удар возымел слабое
действие. Тюлень, понявший, что имеет дело с врагом, в
следующее же мгновение обрушился на меня всей тяжестью; избежать
этого нападения мне не удалось, так как я увяз в рыхлом снегу
по колени. Тюлень пытался вцепиться в меня своими зубами,
но это ему не удавалось, так как острога засела своим зубцом
у него во лбу, и я не выпускал ее из рук. Тем временем подоспел
один из матросов и помог мне убить зверя».
В дальнейшем мы обнаружили в различных пунктах еще
много тюленей. Гансон, Берначчи и Колбек убили, между
прочим, одного морского леопарда 10 футов 6 дюймов в длину,
спавшего на ледяной глыбе на расстоянии полумили от судна.
Все антарктические тюлени были как ручные и не обнаруживали
страха, пока мы на них не нападали. Они были полны
доверчивости к нам—они ничего не знали до этих пор о кровожадности
цивилизации! Больно бывает на душе, когда убиваешь тюленя,
особенно, когда при этом приходится пользоваться ножом.
Если стреляешь из ружья и попадаешь прямо в голову или
в сердце, то они быстро умирают; если же ударяешь ножом и не
попадаешь сразу прямо в сердце, то тюлень приподнимается
на ластах и смотрит на тебя величественно и укоризненно своими
большими, темными и влажными глазами; кровь его брызжет
в это время на чистый белый снег, и картина создается
удручающая.
В канун Нового года, когда часы стали бить двенадцать, мы