парусиновая лодка попала во льды, и оба ее пассажира
погибли.
От низкой температуры воздуха и воды лодка и люди,
возможно, быстро обледенели и затонули. На краю маленького
ледяного обрыва мы провели два дня, исполненные тревоги
и печали, в тщетных мысленных поисках какого-либо выхода.
Впереди лежал океан, за спиной высилась отвесная скала. Если
с нашими товарищами в парусиновой лодке что-нибудь
приключилось, то нам оставалось только терпеть и ждать. Зима была
на носу, бухта, по всей вероятности, вновь замерзнет; надо
поэтому терпеть и расходовать продовольствие крайне экономно!
Тем временем мы сосредоточили внимание на ледяной стене,
которая простиралась к северу от нашей галерейки и огибала,
по-видимому, один из отрогов крутой базальтовой стены. Чтобы
получить возможность заглянуть дальше, на следующий день
мы начали прорубать пешнями ступени во льду и медленно
подниматься по крутому откосу. После того как мы таким образом
продвинулись на несколько сот аршин, нашему взору внезапно
открылись две черные точки на северной вершине ледяной стены.
В бинокль мы разглядели, что это были Фоугнер и Савио,
которые на высоте 100 футов над уровнем моря крайне медленно
двигались по ледовой поверхности.
Заметив их, мы стали с удвоенной энергией вырубать во льду
ступени, чтобы быстрее приблизиться к ним. Эта тяжелая работа
подвигалась медленно. Однако с каждой ступенькой черные
точки на северной вершине становились все ближе. От нас
требовалась крайняя осмотрительность, чтобы не ступить
неосторожно и не сорваться в море.
Фоугнер и Савио были утомлены до предела и лишь с
большим трудом могли продолжать свой опасный путь по
направлению к нам.
Наконец после многочасового напряжения всех сил мы
встретились с товарищами, находившимися в состоянии полного
изнеможения. Отдохнув минуту, прислонившись к
скалистой стене все пустились в обратный путь к палатке, используя
ранее высеченные ступени. Скоро мы вчетвером сидели в
маленькой палатке на узком изолированном ледяном плато.
Лодка в действительности была настигнута льдами. В
последнюю минуту Фоугнер и Савио успели спастись, высадившись
на береговую полоску, вроде той, на которой мы едва не погибли
ночью, когда шторм отрезал нам путь к отступлению. Они
пролежали два дня под перевернутой парусиновой лодкой. Часть
провианта удалось спасти. К счастью, они обнаружили
поблизости тюленя, убили его и питались его мясом; жир
использовали как топливо для костра. Несмотря на это, жизнь их была
весьма незавидной.
О сне не могло быть и речи. Они то вползали, то выползали
из-под своей парусиновой лодки. Выползать наружу приходилось
каждый раз, когда небольшой костер, на котором сжигался
тюлений жир, начинал затухать. Утром с помощью пешни,
которой я предусмотрительно снабдил их, отправляя в дорогу,
они начинали выбивать ступени в южной ледяной стене с тем,
чтобы возвратиться к нам, взобравшись на крутой утес с
другой стороны. Они работали целый день, не осмеливаясь
прикоснуться к своему маленькому запасу продовольствия. К тому
времени, как стемнело, они не добрались даже до вершины
утеса, то есть не проделали даже трети пути до нашей палатки.
Фоугнеру и Савио пришлось спускаться по вырубленным
ступеням вниз, цепляясь опять за скалу в трудных местах, пока
они, голодные и измученные, не вернулись к своему потухшему
костру рядом с парусиновой лодкой.
«Вот приходит долгая ночь... вот приходит долгая ночь!»—
мрачно восклицал Савио. И в течение всей ночи каждые 10—
15 минут спрашивал он у Фоугнера, который час.
Как только рассвет возвестил наступление следующего
короткого дня, оба путника с помощью пешни добрались опять до
того места, где накануне вечером прервали свое восхождение,
и снова приступили к тяжелому труду, вырубая в ледяной стене
одну ступеньку за другой. Медленно, с напряжением всех сил
приближались они к вершине. Каждый раз, когда они огибали
очередной валун, их охватывал страх, что дальнейший подъем
по спасительной стене окажется невозможным. В этом случае
надежды на спасение уже не было бы, их могла ожидать только
мучительная смерть.
Все же Фоугнеру и Савио удалось достичь вершины утеса,
откуда открылась широкая перспектива к югу. В эту минуту
я их и увидал в бинокль.
После пятнадцатичасового непробудного сна в палатке наши
товарищи собрались немного с силами и рассказали, что там,
где они выбрались на землю, в скалистой стене есть удобное
место, где, по их мнению, можно было, применяя пешни
и веревки, вскарабкаться наверх.
На нашем ледяном плато мы оставаться больше не могли.
После короткого совещания было решено пробираться опять по
ледяному откосу, на котором встретились с Фоугнером и Савио.
Мы связали друг друга одной веревкой. Впереди пошел
лапландец Савио, который уже показал себя опытным альпинистом,
за ним Фоугнер, затем Берначчи и, наконец, я.
В результате огромных усилий мы достигли места, где была
палатка Савио и Фоугнера. Чтобы добраться до нее, нам
пришлось, высекая ступени во льду, подняться почти на 200 футов,
а затем вновь спуститься к морской бухте.
Собаки пытались следовать за нами. Бедные животные,
верные друзья! Они не могли удержаться на зеркальной глади
откоса, отчаянно пытались твердо стать на лапы, но срывались
и скатывались с возрастающей скоростью в море. Их попытки
спастись вплавь оказывались безуспешными из-за низкой
температуры воды. Одна за другой исчезали они в топкой и вязкой
каше изо льда и снега.
На месте лагерной стоянки Фоугнера и Савио мы приготовили
на скорую руку еду из остатков тюленя, чье мясо спасло наших
товарищей от голодной смерти, и затем обследовали расщелину
в скале. Там находилось нечто вроде ледяной колонны. Под
лучами полуночного солнца темная поверхность утесов
разогревалась так сильно, что колонна таяла и с течением времени по-
степенно заполнила расщелину сплошной массой льда,
образовавшей почти вертикально поднимавшуюся ледяную дорожку.
Если бы нам удалось вскарабкаться наверх по этой скользкой
крутой дороге, то мы смогли бы попасть на плато.
С помощью пешни начали прокладывать дорогу, вырубая
лестницу во льду. Связанные веревкой, мы медленно и
осторожно, шаг за шагом, поднимались кверху, стараясь попасть на
выступающий над нами на фоне ледяной скалы черный утес, где
надеялись сделать передышку.
Туда мы добрались только к полудню, хотя начали
восхождение как только рассвело. Как и рассчитывали, на утесе мы смогли
расположиться на отдых. Подъем потребовал большого
напряжения. Он был по временам так крут, что голова идущего сзади
касалась ног карабкающегося впереди. Если б один из нас
сорвался, то все мы слетели бы в пропасть, разделив участь
бедных собак.
Итак, временно мы оказались в безопасности. Дальнейшее
движение, однако, представлялось невозможным. С обеих
сторон поднимались под углом в 60 градусов скалы, обрывавшиеся
прямо в море. Эти крутые склоны представляли собой гладкие
утесы, покрытые тонким слоем льда. Выбить здесь ступени было
невозможно: путь вверх преграждала нависшая над нами скала.
Между тем к западу от нас находился другой выступ скалы,
очень похожий на тот, что висел над головой. До него было около
35 футов и располагался он несколько ниже. Однако добраться