пытался это сделать с помощью бечевы. Он безуспешно
применял все мыслимые приманки, пока я не посоветовал ему забросить
блесну (жестяную рыбу) с крючком. В результате у нас скоро
оказалось пять видов рыб длиною от 6 до 14 дюймов.
Окраска их была различной: от зеленой—до коричневой и
красновато-коричневой. У некоторых была широкая голова
и далеко отстоящие друг от друга жаберные щели; другие же
выделялись узкой и заостренной формой.
Я остановлюсь в дальнейшем более подробно на отдельных
видах и на их особенностях.
Открытие имело для нас не только научный интерес. Быть
может, рыба окажется съедобной и вкусной и обеспечит нас
столь желанной свежей пищей. Перспектива эта, после того как
мы так долго жили исключительно на консервах, была крайне
заманчивой. Мы заранее уже облизывались... А пока осторожно
погружали первые сверкающие рыбы как коллекционные образцы
в спирт и формалин.
После того как блесны у нас были изготовлены в достаточном
количестве и с их помощью наловлено много рыб—больше, чем
требовалось для коллекций,—в один прекрасный день мы решили
приготовить их для еды. Заботливо зажарили с дюжину рыб.
Все стояли вокруг, вдыхая приятный аромат свежего блюда.
Осторожности ради я предложил бросить жребий, кому первому
отведать рыбу.
Быть может, они ядовиты, и было бы неразумно всем
нам сразу подвергаться опасности хотя бы легкого отравления/
Стали бросать жребий, но аппетит уже так разыгрался, что
все одновременно начали пробовать ароматное блюдо. Слишком
уж соблазнителен был запах, слишком мы истосковались по
свежей пище!
Для ловли рыбы мы обычно использовали естественные
отверстия во льду, но иногда обращались также к продушинам—
отверстиям, которые проделывают тюлени для дыхания: обидно
было тратить время, чтобы пробить двухметровую толщу льда.
Однако в этих продушинах мы находили мало рыбы. Бесспорно,
рыба опасалась тюленей и уходила в сторону от подобного рода
мест.
Случалрсь по временам, что, когда мы сидели, дрожа от
холода и ожидая, пока клюнет (мысленно уносясь за многие тысячи
миль отсюда, в другое полушарие—между нами говоря, в
Норвегию), от грез внезапно пробуждали два больших глаза,
поднимавшихся из кристально-чистой глубины. Эти глаза
принадлежали тюленю, который неожиданно вылезал из лунки, почти
опрокидывая при этом нас. Собаки, дремавшие рядом,
приходили в ужас от внезапного вторжения и начинали громко лаять
и выть. Однако прежде чем они успевали прийти в себя и
наброситься на зверя, тюлень, устрашенный непривычным
зрелищем, исчезал с быстротой молнии.
Когда зима установилась по-настоящему, тюленям стало
трудно уберегать продушины от замерзания. Больше всего тюленей
мы видели в разводьях вблизи айсбергов, которые, как
упоминалось выше, продвигаясь, взламывали лед. Когда айсберг,
лежавший основанием своим на дне, приходил в движение, то
у его переднего острого края возникали большие полыньи;
ими пользовались тюлени, чтобы глотнуть воздух.
Животных привлекали также разводья, которые сами по
себе образовывались во льду. Пока лед был относительно тонок,
каждый тюлень пользовался для вдыхания воздуха отдельной,
«персональной» полыньей; когда же толща льда превышала шесть
футов, им приходилось пробивать лед совместно.
Возможно зверей объединяла потребность в дыхании, но
нет ничего невероятного в том, что между тюленями имеется
своего рода договоренность о наиболее разумном образе
действий в зимнее время.
Раз за разом, без перерыва всплывает тюлень на
поверхность маленькой полыньи и плещется в ней. Таким путем ему
удается предупредить ее замерзание, хотя при низкой
температуре вода, подверженная на несколько мгновений действию
холода, начинает кристаллизоваться. Мы, например, даже
внутри дома лишь с большим трудом могли предупредить
замерзание воды в фотографических ванночках при проявлении
пластинок.
Зимою тюлени держатся на поверхности разводья дольше,
чем это бывает в летнее время, когда полыньи имеются почти
всюду. Они плещутся и фыркают так, что кверху взлетают
фонтаны воды. Ныряя вглубь, они оставляют на поверхности какую-
то жирную желтую жидкость, которая, по всей видимости,
предупреждает замерзание воды.
Любопытно, что зимою различные виды тюленей пользуются
одними и теми же лунками для дыхания; это очень редко бывает,
если лед тонкий, тюленям легче следовать своей естественной
склонности.
Различные виды тюленей настроены, как правило, враждебно
друг к другу; белого тюленя (Lobodon carcinopaga) другие виды
особенно боятся. Белые тюлени часто дерутся также друг с
другом. У большинства из них мы находили глубокие ранения
мягких тканей и старые рубцы на коже. Это следы длинных клыков,
характерных для данного вида. Белый тюлень попадался далеко
не так часто, как тюлень Уэдделла; правда, его и не легко было
заметить на фоне белого снега. Иногда эти тюлени бывали
молочно-белыми, но обычно шерсть их отливает порядочной
желтизной, как у полярного медведя. Морда и ласты—темного
цвета, что обусловливается отсутствием волосяного покрова на
этих местах. Отделяясь от снежного фона, тюлени приподнимали
голову и окидывали нас глубоким печальным взглядом. В этот
момент они казались нам неописуемо красивыми.
Вечером 5 мая океанский лед впервые послал нам слова
приветствия. Мы только уселись за стол в своем маленьком домике,
как внезапно услышали некий своеобразный звук. Он
напоминал сильный гром, который на секунду замирал, с тем чтобы
разразиться с новой силой. Мы быстро надели шубы и, выйдя
за дверь, стали свидетелями одного из самых потрясающих
явлений природы.
Внизу на южном берегу маленького полуострова возникла
ледяная стена высотой больше 50 футов. Она вытянулась в
длину с севера на юг примерно на одну английскую милю. Вся стена
целиком двигалась на нас и наступала на косу как единая волна.
С вершины этой волны скатывались на наш маленький полуостров
ледяные глыбы, вес которых должен был измеряться многими
тоннами. Одновременно раздавались треск и грохот, от которых
дрожал воздух. Грохот доносился с севера, где, по-видимому,
на кромку льда налетал страшнейший ураган. Это было
гигантское столпотворение. Бушевали силы неведомой мощи.
Когда угол давления изменился, изменилось и направление
движения гигантской ледовой волны в верхней ее части.
Захваченные необычным зрелищем, мы на почтительном
расстоянии наблюдали, как все ближе и ближе с ужасающим
грохотом подвигается ожившая стена. Невольно думалось о том, что
случится, если эта стена на своем пути налетит на нашу
маленькую косу. Значительная часть полуострова была уже погребена
подо льдами. Та же судьба могла постигнуть и наш маленький
клочок земли с домиками и всем, находящимся на нем. В
подобном случае мы разделили бы участь мамонтов—были бы надежно
сохранены под толщей льда для изысканий грядущих поколений.
Страшный напор продолжался, ледяная стена по всей своей
длине уже вторглась на сушу метров на тридцать.
На отдельных участках высота громоздящихся льдов
превышала 50 футов. Там, где торошение было особенно сильным,
от страшного давления срывались громадные
кристально-прозрачные глыбы льда с легкостью, будто это были капли пены.
Однако ледяная стена остановилась так же внезапно, как