крепких упряжных собак.
17 мая мы, норвежцы, отметили в новой стране свой
национальный праздник1.
Был развернут большой норвежский флаг. Все выстроились
на лыжах и совершили нечто вроде традиционного «восхождения
на гору».
Английские участники экспедиции доставили нам немало
развлечений. Срываясь на лыжах с уступа, они с быстротой
молнии исчезали далеко внизу, в снежных сугробах. Я убежден,
что именно на лыжах можно лучше всего научиться терпеливо
переносить падения и мириться с неудачами, пока не
достигнешь успеха. Как трудно было научить англичан ходить на
лыжах! «Попробуйте еще раз»,— говорили мы им всякий раз,
когда после очередного падения они в отчаянии обращались
к нам за советом.
Впервые 17 мая было отпраздновано за Южным полярным
кругом. В этот день мы предавались нашему любимому спорту,
который пробуждает у, норвежской молодежи первый интерес
к исследованию Арктики. Этот вид спорта научил норвежцев быть
настойчивыми, дерзкими, во что бы то ни стало добиваться
успеха.
Впрочем, именно в этот день разразилась такая снежная
буря, какой еще не приходилось видывать. Сани, ящики, камни,
все, что могло прийти в движение, поднялось на воздух и исчезло
в вихре снега. Железный столбик анемометра толщиной в
полдюйма был сломан натиском ветра. Большие камни барабанили
по крыше. Завихрения, которые образовались в пространстве
между домиками, были так сильны, что подхватили множество
ящиков и завертели их в снежном вихре. Над нашим маленьким
убежищем скрещивались снежные смерчи. В это же время стал
вновь слышен глухой гром от громоздящихся в бухте льдов.
23 мая снова было яркое полярное сияние, начавшееся
в 6 ч. 30 м. Оно поднялось с востоко-юго-востока к
северо-западу, пересекая зенит. За этим последовал, по обыкновению,
страшный шторм. Перед штормом и после того, как он начался,
температура воздуха повышалась примерно в той же степени,
как падал барометр: от двадцати градусов мороза
температура за несколько часов поднялась до нуля. Барографические
и термографические кривые представляли большой интерес.
Ивенсу в полдень нужно было идти снимать показания
термометра в маленькой обсерватории. Хорошо укутавшись и
надев темные очки, он выбрался через снеговую воронку наружу,
держа перед собой ветровой фонарь.
Мы открыли ему маленькую дверцу. Ветер загудел в воронке,
и Ивенс скрылся во тьме. Однако мы были спокойны, так как
считали, что он держится за веревку, натянутую между
домиками и метеорологической станцией.
По заведенному в такие дни обычаю, мы сидели за
столом, играя в карты или в шахматы; лапландцы сидели рядом
друг с другом и разговаривали между собой на своем родном
языке; они всегда так сидели и разговаривали, когда стихии
бушевали. Мы привыкли, что ежедневно тот или иной член
нашей маленькой компании уходит из домика для записи
показаний термометра и временно отсутствует. Поэтому прошло часа
три, прежде чем мы хватились нашего «Джумбо»2. (Так обычно
называли Ивенса, потому что он,был самым толстым из нас всех.)
Мы вдруг сообразили, что уже пришло время для новой записи
температурных данных.
В доме мы оставили одного доктора. Мы предвидели, что
Ивенсу немедленно понадобится врачебная помощь, если только
нам удастся отыскать его в эту страшную бурю и живьем
доставить в лагерь. Из талого снега согрели воду, приготовили
медикаменты.
Один за другим мы переступали порог нашего жилища,
исчезая в бурной мгле. У края воронки мы соединялись и, крепко
взявшись за руки, попарно отправлялись на поиски пропавшего.
Поиски велись по плану, предложенному мною.
Двигаться было почти невозможно. В такую бурю, даже
приложив платок к носу и рту, с трудом удавалось дышать. Сплошь
и рядом нам приходилось ползти на четвереньках. При переправе
через покрытые льдом озерца, расположенные в верхней части
полуострова, мы, держась за руки, беспомощно скользили, не
в состоянии сквозь снег и тьму разглядеть друг друга. К тому же
стоял свирепый мороз. Мы искали, искали, но безрезультатно.
Воздух был наполнен поровну снегом и мелкой галькой.
Спотыкаясь и скользя, мы с трудом взобрались наверх, но ураган снес
нас с полуострова на лед залива. Руки были порезаны так, что
кровь капала через перчатки. Мы снова вскарабкались наверх
на четвереньках, продвигаясь, насколько это удавалось, ощупью
вперед. Кричать не имело смысла, так как даже людям из одной
пары не удавалось расслышать друг друга.
Меня сильно беспокоила участь Ивенса. Мы сами очень смутно
представляли себе, где находимся, и могли только догадываться
о местоположении домиков, скрытых под снегом.
С трудом ориентируясь в темноте, мы в паре с Гансоном
внезапно споткнулись о собачью конуру, врытую у входа в домики.
Это сразу же позволило нам определить, где мы находимся.
Подвигаясь ощупью вперед, я коснулся чего-то живого. Сперва
я подумал, что это одна из собак. Однако скоро почувствовал,
что держу в руке ногу человека. Это был лапландец Савио.
Я заявил ему, что в высшей степени не по-товарищески
прятаться в собачьей конуре в то время, как все остальные ищут
Ивенса, находящегося, вероятно, в смертельной опасности.
Савио возразил, что, по его мнению, не следует ожидать
от него, чтобы он подвергал себя такой опасности. Если ураган
унес с полярной земли Ивенса, то он, Савио, в два раза легче
и меньше, чем Джумбо, и подавно не сможет ему сопротивляться.
Это была простодушная философия сына природы.
Другие пары ищущих не раз попадали в домик, случайно
натыкаясь на воронку в снегу. Согревшись немного и
убедившись, что Ивенс все еще не найден, они снова уходили во тьму
и непогоду продолжать поиски. Сопоставляя различные
донесения, я понял, что обыскан уже весь полуостров, за исключением
маленького участка у обрыва к северу от дома, и направил туда
лапландца Муста и Фоугнера. По моему предположению, Ивенс
мог сбиться с дороги, возвращаясь от метеорологической
станции. Чтобы добраться до домика, он должен был идти против
ветра. Основываясь на собственном опыте, накопленном в
австралийских джунглях, я предполагал, что Ивенс, как многие другие
в таких случаях, уклонился влево от намеченного пункта. Моя
теория подтвердилась: Фоугнер и Муст, обыскивая единственный
еще не обследованный уголок полуострова, нашли Ивенса на
маленьком выступе под скалистой стеной, промерзшим и
беспомощным.
Ивенс долго блуждал вдоль и поперек полуострова. Ему
попался на пути ящик с термометрами. Это помогло взять
направление к дому, но он снова отклонился и не дошел до жилья.
Помощь пришла в последнюю минуту, когда Ивенс, измученный
до предела, потерял всякую надежду найти когда-либо домик.
Сквозь снежную воронку его свели вниз в домик, и здесь им
занялся доктор. Ивенса сильно рвало, и его бил такой озноб,
что под ним тряслась койка. А лапландец Савио смеялся, и его
койка тоже тряслась.
На следующий день Ивенс более или менее оправился, но Ган-
сону после напряженных поисков стало еще хуже, чем раньше.
1 июня лапландцы сообщили, что экспедиция пополнилась
16 новыми участниками. Это были 16 щенков, которые, несмотря
на холод, жизнерадостно и весело резвились и, казалось, вполне
довольны своей ледяной конуркой. Однако матери держались
весьма озлобленно по отношению к другим собакам, ждавшим