луну не меньше, чем любил солнце. В этих призрачных ночах
на бескрайних просторах Южного полюса было много очарования.
Однажды лапландцы ворвались в дом в полном восторге,
вместе с псом Капрасом, долгое время отсутствовавшим..
Да, это был действительно Капрас, пропадавший два месяца.
В последний раз мы видели его, когда пса уносило на маленькой
льдине в открытое море, после того как ледяной покров бухты
был взломан ураганом.
Мы считали его тогда безвозвратно потерянным. А теперь он
стоял перед нами, живой и бодрый, и лапландцы ласкали его.
Пес был белым и чистеньким, но больше всего нас поражала
его хорошая упитанность. Где он был, чем питался все это время?
Одно мне было ясно, что кормился он пингвинами—тюленя могли
бы убить по меньшей мере три собаки.
Одновременно появление Капраса означало важную
зоологическую информацию. Во всяком случае он находился там, куда
пингвины перебираются на зиму; это могло быть только на кромке
льдов, на краю водного пространства. Значит, открытое море
находилось от мыса Адэр на расстоянии не большем, чем могла
за несколько дней пробежать собака, явившаяся оттуда в наш
лагерь.
На протяжении обоих месяцев она, конечно, не раз
предпринимала попытки нас разыскать. Начиная с того момента, когда
маленькая льдина, унесенная в море, примерзла к большому
ледяному полю, пес, наверно, стремился вернуться к своим
собратьям. Но голод снова и снова возвращал его обратно к краю
водного пространства, где находились пингвины.
23 июня 1899 года в 10 ч. 58 м. было лунное затмение.
Погода стояла ясная. Мы приготовили бинокли и инструменты.
Берначчи непрерывно стоял на вахте. К несчастью, поднялся
7 К. Борхгревинк 97
туман, и небо во время затмения было видно неясно. Туман
сгустился настолько, что вначале мы лишь с трудом могли найти
Юпитер.
Поверхность луны с помощью нашей большой подзорной
трубы была видна сравнительно четко. Когда на луну упала
тень, восточная ее часть совсем пропала, и мы не могли ее видеть
даже с помощью подзорной трубы. Когда затемнение усилилось,
стало видно, как под покровом тумана засверкали малые звезды
Стрельца и Южного Креста.
Полное затмение продолжалось приблизительно полтора часа.
Пока оно длилось, мы не могли даже с помощью лучших наших
стекол различить на лунной поверхности никаких ее
географических деталей. Во время первой фазы полного затмения западная
половина луны казалась багровой, а восточная—не была видима.
Во время второй фазы дело обстояло наоборот. Восточная
половина посветлела, а западная покрылась мраком.
1 июля в 7 часов пополудни появилось южное сияние,
которое распространялось с востока на юго-запад.
Температура равнялась —25°Ц . В 9 часов пополудни сияние
развернулось с наибольшей красотой. К часу оно начало
угасать, вскоре после этого разразился обычный шторм.
3 июля температура внезапно поднялась до нуля. Ночью
этого же числа мы едва не лишились всего, что имели.
На отдых мы улеглись рано; как обычно, некоторые из нас
читали на ночь, засыпая один за другим. В полночь я Енезапно
проснулся, близкий к тому, чтобы задохнуться от дыма. Оттого
места, где лежал Колбек, поднимались языки пламени. Одним
прыжком я выскочил через узкое отверстие своего спального
ложа. Очутившись в комнате, увидел Кол бека, который
занимался тем, что лил на пылавшие постельные принадлежности
первую попавшуюся под руку талую воду. Колбек заснул при
горящей сальной свече, которую поставил у своей койки, чтобы читать.
Но свеча перевернулась, и огонь быстро распространился; пылал
уже весь потолок. В своем замешательстве Колбек пытался
собственными силами потушить пожар. Это ему не удалось. Скоро
все были на ногах, каждый со своим одеялом, с их помощью нам
удалось затушить огонь. Продолжалось это, однако, довольно
долго.
К счастью, у нас в жилище было так мало воздуха, что нам
самим едва хватало его для дыхания. Если бы огню был обеспечен
больший приток воздуха, то все бы сгорело и мы оказались бы
в ужасном положении.
На следующий день мы устроили под утесом к востоку от
лагеря склад продовольствия. Здесь поместили также несколько
палаток, запас дров, пороха—на случай, если пожар уничтожит
главный лагерь, мы не остались бы ни с чем. Кроме того, я
распорядился, чтобы десять туго набитых вещевых мешков всегда
висели на определенном месте у выхода из жилого дома. Во всех
мешках, кроме продуктов, были спички и другие вещи, которые
в суматохе легко забыть.
14-го я вместе с Фоугнером и обоими лапландцами предпринял
поездку на санях в восточную часть мыса Адэр. На северо-востоке
мыс также поднимался отвесной стеной из моря.
У северной оконечности мыса выдавались из моря два утеса.
Они поднимались над морем примерно на 70 футов и имели
каждый около 4 метров в поперечнике. Как два могучих кряжистых
великана, стоят они здесь. На протяжении веков море самым
причудливым образом избороздило отвесные стены этих
базальтовых колонн. Они хорошо видны с моря, и я занес их на карту,
присвоив им название «Две сестры».
Первоначально мы выбрали направление на юго-юго-восток.
Однако я опасался, что наши сани могут пострадать от тяжелой
дороги, и поэтому послал Фоугнера и лапландца Савио обратно
в лагерь, чтобы они захватили материал для ремонта,
который, быть может, потребуется.
После того как они уехали, Муст и я попробовали
продвинуться дальше на юг, но, несмотря на самые энергичные усилия,
пробраться сквозь льдины с острыми краями было трудно.
Когда, наконец, попалась льдина с плоской поверхностью,
мы в сердцах улеглись на ней. Спальных мешков не было, и в
ожидании Фоугнера и Савио мы спали просто в шубах. Так
лежали мы там, два человека в тысячах миль к югу от Австралии.
Луна висела над нами как большая лампа, и каждый раз, когда
холод будил нас, она оказывалась лицом к лицу с нами. А
огромные белоснежные айсберги, подобно призракам, плясали вокруг
нас в лунном свете.
Мы с лапландцем Мустом спали на снегу, когда вернулись
Фоугнер и Савио. Температура была —27°Ц. Небо было
совершенно чисто, на востоке сверкало полярное сияние.
Теперь мы отправились в путь на юг вчетвером.
Нагромождения льдин становились все более непроходимыми. Наваленные
друг на друга льдины не позволили тащить сани. Было достаточно
трудно продвинуться меж льдин хотя бы на несколько метров
и без саней.
Отчаявшись и измучившись, мы устроили привал. Все наши
старания пропали даром.
Лапландец Муст был особенно угрюм и вял. Он залез в свой
спальный мешок и закрылся там так, что почти не оставил
отверстия для воздуха. Заснул он быстро и при том так крепко, что
даже не проснулся, когда Савио, занимавшийся приготовлением
пищи, не зная, что Муст лежит в мешке, уселся на голову своего
приятеля. Савио думал, что он сидит на одной из головок
голландского сыра до тех пор, пока Муст не стал хрипеть под ним. Так
спать можно только в полярном путешествии после дня тяжелой
работы.
Ночью ледяные поля, которые до этого были по виду так же
недвижимы, как суша, стали передвигаться к востоку.
Льдины все больше громоздились и заметно приближались
к нам. Картина напоминала землетрясение. Холодные и
твердые льдины становились на дыбы, трещали и ломались,
сталкиваясь друг с другом. С грохотом раскалывались ледяные