– Ладно, давайте продолжим игру.
– Я просто пошутил. – Он положил мне на плечо руку.
– Нет, я хочу продолжить, – спокойно ответила я. – Ты прав, мы почти закончили.
– Но с твоих шорт стекает грязь, – парировал Брейден, – не самый удачный образ.
– Заткнись. Кто со мной? – спросила я, когда компания ребят, которая теперь нас обогнала, прошла этот отрезок. Подобрав фрисби, я промаршировала к старту.
* * *
Когда мы закончили и вернулись к машине, Брейден открыл багажник.
– Не будь придурком, – сказал я. – Я туда не полезу.
Он бросил на меня сердитый взгляд и вытащил покрывало.
– Я просто доставал тебе подстилку. – Он протянул мне покрывало.
– Ох. Спасибо. – Я взяла его и накинула на спину. – Извини. – Мне не следовало называть его придурком, даже в шутку; я ведь прекрасно знала, что это слово его раздражало.
Ребята забрались в машину, но Джером остановил меня, кивая на водительское сиденье Брейдена.
– Неужели сложно иногда позволять парню чувствовать себя нужным?
– Что?
– Тебя бы убило, если бы ты прислушалась к его рекомендациям?
Я посмотрела на Брейдена, потом вновь на Джерома. Почему это Брейдену необходимо было чувствовать себя нужным? Было что-то, что заставляло его чувствовать себя ненужным? С ним происходило что-то, чем он делился с Джеромом, «очень хорошим слушателем»? Меня захлестнула волна ревности к тому, что Джером мог знать о Брейдене что-то, чего не знала я.
– Да! Возможно, убило бы.
Он закатил глаза и направился к пассажирскому сиденью.
ГЛАВА 12
Когда в следующий четверг я пришла на работу, лицо Линды озаряла предвосхищающая улыбка.
– Что случилось? – спросила я.
– Иди переодевайся, а после я все тебе расскажу.
Скорее всего, она считала странным, что я приносила рабочую одежду с собой и надевала ее только в магазине. Но меня больше волновало мнение братьев, нежели ее. И я не следовала своему мнению... или как там она говорила. Я жила с кучей парней, которые любили надо мной подшучивать. Переодевшись, я вышла и в ожидании посмотрела на нее.
– Ладно, закрой глаза, – скомандовала она.
Подыгрывая ей, закрыла глаза.
– Готова? Теперь можешь открывать.
Я открыла и увидела в ее руке чек на сто пятнадцать долларов. Чек, выписанный на мое имя.
– Что это?
– Твоя доля за занятие по макияжу.
Взяв чек, я уставилась на число. И мои мысли сразу же свелись к тому, что я собиралась сообщить Линде, что больше не хотела этим заниматься. Однако сотня баксов за несколько часов сидения на стуле в корне меняла дело. Это означало, что я могла быстрее погасить свой долг. Я справлюсь.
– Все прошло на ура, поэтому мы проведем еще как минимум два занятия, а там посмотрим, как пойдет. – Она вытащила из-под прилавка флаер и протянула его мне. В правом верхнем углу листка была моя фотография при полном макияже.
– Ничего себе. Что это?
– Твоя фотография с прошлой субботы. Мне показалось, ты не будешь против.
– Я думала, вы распечатывали снимки для моей... семьи... – мне не хотелось снова упоминать маму. Это действительно съедало меня изнутри, – ...чтобы оценить.
– Они ей понравились?
– Да. Они замечательные. – Это ведь не было ложью, верно?
– Прости. Я должна была тебя спросить. Просто получилась такая хорошая фотография, вот я и предложила ее Эмбер.
Я еще раз взглянула на снимок. Это был просто глупый флаер. Надеюсь, меня никто не узнает. Во всяком случае, мои друзья и братья точно не интересовались рынком косметики.
* * *
Ночью я снова не могла уснуть. Мой мозг неустанно прокручивал недавний сон. Была лишь полночь, обычно от ночных кошмаров я просыпалась позже, поэтому, когда выглянула в окно и увидела, что в комнате Брейдена горел свет, написала ему сообщение.
Выйдешь?
Он ответил практически сразу:
Да, увидимся через минуту.
Я услышала, как вслед за моей дверью закрылась его, и мы синхронно подошли к забору. Он прислонился плечом к доске, и я уловила запах его дезодоранта. Такой знакомый тонкий аромат свежести.
– Как дела? – спросил он.
– Так себе.
Я села, прислонившись спиной к забору, и он сделал то же самое.
– Снова сегодня не бегала?
– Да.
– Ты приходишь сюда каждую ночь, когда не бегаешь?
– Нет. Не считая тех двух ночей с тобой, я приходила сюда лишь однажды.
– Ты должна была мне написать.
– Было два часа ночи.
– Ну и что?
– Может, я и эгоистка, но даже я испытываю угрызения совести.
Он засмеялся.
Я не знала, почему позвала его. Мне словно хотелось обсудить с ним нечто важное. Было приятно разделить с кем-то свой беспокойный ночной мир. Мои братья спали как убитые. Почему мой мозг не мог так легко отключаться? Мне было неловко расспрашивать братьев о маме. Я не хотела их расстраивать, ведь они двигались дальше. Может, они двигались дальше благодаря реальным воспоминаниям о ней, в то время как я располагала лишь своим воображением. Почему мое подсознание так болезненно на это реагировало?
– Почему ты так много бегаешь?
– Мне нужно поддерживать форму для игры в баскетбол, иначе в первые несколько недель занятий все будет жутко болеть.
– Значит, ты пробегаешь, сколько, шесть... семь миль в день, чтобы спастись от двух недель боли? Ты как будто тренируешься для марафона, а не для игры в баскетбол.
– Еще пробежки помогают мне заснуть.
– Большинству людей не требуется изнурять себя, чтобы заснуть.
– Верно. Многие просто принимают снотворное.
У него вырвался короткий смешок, как всегда, когда сказанное его удивляло.
– Да. Думаю, твой метод более естественный. – Долгое молчание. – Ты ловко уходишь от вопросов, но меня интересовало, почему ты не можешь заснуть.
Я сказала себе, что он был просто бестелесным голосом. Я могла разговаривать с бестелесным голосом. Или с луной. Точно, я всегда могла откровенно поговорить с луной. Нашла на небе яркую половинку луны, освещающую все вокруг.
– Мне снятся кошмары, – наконец произнесла я. Брейден, должно быть, почувствовал, что мне необходимо выговориться, и просто молча ждал, когда я продолжу. – О моей маме и ночи, когда она умерла. Кажется, мое подсознание веселится, подкидывая мне разные сценарии ее смерти, даже самые нереальные. Та ночь... пожалуй, та ночь – единственное воспоминание, которое у меня о ней осталось. А я даже не знаю, не является ли оно всего лишь игрой моего разума.
Я никогда никому не рассказывала о своих кошмарах, даже Гейджу, который больше всех знал о том, что творилось у меня в голове. Я ощутила странное освобождение, будто просто открылась луне.
– И что ты в них видишь?
– Разные вещи. Дождь, разбивающиеся окна, машины. И, конечно же, маму.
– Сочувствую.
– Ненавижу это, а пробежки исключают бессонные ночи.
– Это куда правдоподобнее, чем отмазка с баскетболом.
– Они также помогают и для баскетбола.
– Не сомневаюсь.
– Ты научилась кататься на велосипеде в четыре года, – спустя несколько минут сказал он. – Я так завидовал, ведь сам все еще ездил с учебными колесами.
Благодаря тому, что он переключился на нашу игру в факты, я расслабилась.
– Я помню твои учебные колеса.
– Серьезно? Потому что, как только ты научилась кататься на велосипеде, я решил, что тоже должен, и убил всю субботу на обучение ездить без них. Ты заставила меня от них отказаться.
Я улыбнулась, вспоминая его детство, чтобы противопоставить соответствующий факт.
– Как насчет того, что в первом классе ты сказал учительнице, что мой папа также приходится отцом и тебе, а когда твой отец пытался забрать тебя домой, закричал: «Этот мужчина хочет меня похитить»? Твой папа так смутился.