У стоявшей позади него Антонии широко распахнулись глаза.
– Хлоя. Это Хлоя. – Она послала мне умоляющий взгляд.
– Верно, – подтвердила я. – Я Хлоя.
– Хорошо. Нашел. Спасибо. – Он ушел.
– Прости, – извинилась Антония. – Совсем забыла об этом дурацком соглашении, которое он сказал принести Хлое, когда я думала, что она будет моей моделью. Спасибо, что прикрыла. Фотограф просто сделает снимки для портфолио, который будет на стенде в магазине. Это ничего?
– Ничего.
Видимо, она мне не поверила.
– Всего пару снимков. В основном кадры крупным планом твоих глаз или губ. Никто тебя даже не узнает.
С кадрами крупным планом вряд ли что-то продашь. Но я ее поняла.
– Я не против, – уверила я.
Она сжала мою руку.
– Спасибо.
Оказалось, Антония не шутила насчет крупных планов. На протяжении всего занятия фотограф будто находился лишь в нескольких дюймах от моего лица, снимая каждый шаг Антонии, так что к концу занятия от вспышки я видела звездочки.
Как только все разошлись, Антония повернулась ко мне и облегченно выдохнула.
– Как же я рада, что все закончилось. В реальной жизни сложнее, чем на обучающей практике.
Я рассмеялась, потому что очень хорошо ее понимала. Во время реальной игры я всегда нервничала больше, чем на тренировке.
– Позволь мне в знак благодарности угостить тебя ужином.
– Звучит заманчиво, – улыбнулась я.
* * *
Домой я вернулась поздно, причем при полном параде (у Антонии не было салфеток для снятия макияжа, как у Эмбер), поэтому реально ощущала толстый слой тонального крема на своем лице и отяжелевшие от туши ресницы. К тому же, мои волосы были распущены, потому что я забыла взять резинку. Итог: домой мне нужно было попасть незамеченной.
Я тихонько шла по дорожке к дому. В окне рядом с входной дверью было темно, поэтому, расслабившись, я вставила ключ в замок и открыла дверь. Но не тут-то было. Развалившись на диване, Гейдж смотрел телевизор. Он взглянул на меня, кивнул и, едва отвернувшись к экрану, вновь устремил свой взор на меня, словно подвергая обработке мою личность.
– В моей голове только что пронеслись очень непристойные мысли о родной сестре, и теперь я чувствую себя ужасно.
Я слабо улыбнулась, извиняясь.
– Ты выглядишь по-другому. – Он показал на свои волосы и лицо. – Ты наносишь на лицо это дерьмо? Я же не должен волноваться, что ты по ночам работаешь на улице красных фонарей, верно?
Я скомкала свою толстовку и бросила в него. Так как его вопрос был риторическим, я молча продолжила подниматься. Зайдя в комнату, схватила пижаму и залезла в душ.
Под струями воды я яро стирала макияж, желая, чтобы он исчез. Дома эта другая часть моей жизни казалась такой чужой.
Выйдя из ванной, я нашла на своей кровати Гейджа и Натана, так что, естественно, закатила глаза.
– По-моему, она выглядит так же, – сказал Натан.
Гейдж покачал головой и указал на мое лицо.
– Ее волосы были волнистыми или что-то вроде того, а на лице было много, много косметики. Ее ресницы, губы и щеки...
– Гейдж. Вон.
– Я не уйду, пока ты не объяснишься.
– Блин. Это пустяки. Я просто была манекеном для макияжа. – Я подумала о своем выборе слов и дурацком манекене в магазине Линды. Странно, но последнее время именно так я себя и чувствовала – словно все части моего тела сняли, а затем криво прикрепили обратно.
– Что? – спросил Натан, а когда я не ответила, то обратился к Гейджу: – Что это значит?
– В смысле, моделью? Ты была моделью? – спросил Гейдж.
– Не совсем. Я просто сидела, пока девушка делала мне макияж. А теперь валите, пока я вас не побила.
– Папа знает?
Я застонала.
– Нет. И ему знать не следует. – Он умрет, если узнает, что я ему врала. Братья скептически на меня посмотрели. – Могу ли я купить ваше молчание? Я дам каждому по пятьдесят баксов, если ни один из вас и словом не обмолвится об этом.
– Кто ты, мисс Толстосум? Точнее, какой моделью работаешь?
– О. Боже. Мой. Проваливайте!
На Гейджа снизошло озарение, и он указал на мой стол.
– Эта девушка. Эмбер. Ты ведь ее знаешь. Ты с ней работаешь.
– Твоя гениальность не знает границ. – Я схватила его за руку и потащила к двери. Натан охотно последовал за нами, но прежде, чем выйти, повернулся и сказал:
– Если не расскажешь папе, ты же знаешь, что это придется сделать мне.
– Конечно знаю, Натан! Ты никогда в жизни не нарушал правил! Твои внутренности сейчас скручиваются в трубочку от моего секрета? – Это должно было быть шуткой, однако именно мои внутренности сейчас скручивались в трубочку.
Натан улыбнулся, но не стал отрицать мое обвинение.
Гейдж, чью руку я до сих пор держала в попытке вышвырнуть его за дверь, наконец-то вышел, бросив напоследок:
– С каких пор у тебя от меня секреты?
То, как он это сказал, и грусть в его глазах глубоко меня ранило. Но прежде, чем я смогла что-либо сказать в свое оправдание, он ушел.
ГЛАВА 20
Я крутилась и вертелась, пока часы не показали полночь. Поняв, что заснуть мне не удастся, выскользнула из постели и пошлепала в ванную, где плеснула на лицо холодную воду. Прислонившись к столешнице, уставилась на свои налитые кровью глаза. Капли воды стекали по лицу на столешницу, и я, схватив полотенце, вытерла кожу насухо.
Спустившись вниз, достала коробку с фотографиями, которую папа хранил в ящике под журнальным столиком, и стала разглядывать мамины снимки. Мне хотелось, чтобы папа и братья рассказали мне что-нибудь новое о ней. То, что никогда не затрагивали прежде. Историю ее жизни. Особенности ее характера. Но они об этом умалчивали, рассказывая всегда одно и то же.
Она была красивой. Мне говорили, я на нее похожа. Да, возможно, лицом я пошла в нее, но фигура у нее была более тонкой и женственной. Даже по фотографиям я могла сказать, что мама была изящной. Может, она смогла бы и меня научить быть изящной. Интересно, разочаровалась бы она, увидев, что ее дочь стала далекой от моды спортсменкой? Или, может, она разочаровалась бы, увидев ту, кем я стала недавно – лгуньей и фальшивкой.
Я убрала фотографии обратно в коробку и отправилась в свою комнату. Поскольку свет в ней был выключен, то, войдя, я сразу заметила свой светящийся мобильник. Пришло сообщение от Брейдена, ну конечно, кто еще мог написать мне в столь поздний час.
Не спишь?
Нет. Сейчас выйду.
– Все в порядке? – спросила я Брейдена, подойдя к забору.
– Да, – помолчав немного, ответил он.
– Брейден. Не ври мне.
Он вздохнул.
– Да все то же. Какой смысл об этом говорить?
– Отец?
– Да.
Я прикусила нижнюю губу, не зная, чем ему помочь.
– Почему бы тебе с ним не поговорить?
– О чем?
– Не знаю. О его поведении с тобой и мамой.
– Это не поможет.
– А ты пробовал?
– Нет. Но мама постоянно пытается с ним поговорить. Результат ты и сама видишь.
– Да уж.
– Эх, – выдохнул он, пожав плечами – это я знала точно, хоть и не могла его увидеть. – Могло быть и хуже. А ты почему до сих пор не спишь? Снова снятся кошмары?
– Да.
– Они становятся хуже?
Да.
– Не знаю.
– Ты говорила, что тебе иногда снится авария. Что происходит в этих снах?
Я вспомнила сон, который снился мне чаще всего.
– Каждый раз разное. В основном я просто вижу аварию мамы. Стекло. Кровь. – И мне больше не хотелось об этом говорить. – Сегодня братья узнали кое-что, что я не хотела, чтобы они знали, и теперь мне нужно рассказать папе то, что я не хотела ему говорить.
– Пожалуйста, говори более неопределенно. Думаю, ты излагаешься донельзя понятно.
– Я работаю моделью для макияжа, – выпалила я, прокашляв слово «моделью», и ему пришлось переспрашивать: